Лучше, чем навсегда

— Он красивый. Правда. О, Боже. И, кажется, я сделала замечание по поводу его члена, — бормочу я. — Типа, да, я пошутила, что он маленький, но выглядит он гораздо больше среднего.

— Ты считаешь меня красивым? — слышу я голос Хейза из дверного проема ванной, и вскрикиваю, сбрасывая кошку на пол.

Не знаю, почему я ожидала, что он волшебным образом появится одетым, но единственное, что на нем надето, — это полотенце, низко свисающее на его бедрах.

Хейз — это статуя, высеченная из лучшего мрамора. Отсутствие брюк очень четко демонстрирует его жесткие V-образные мышцы, которые, без сомнения, приводят к аппетитному зрелищу в верхней части его выпуклых бедер.

Подтянутый пресс блестит от остатков воды, и я не могу оторвать глаз от бугристых мышц, которые обвивают его руки. Его бицепс, похоже, равен размеру моей головы. Моей головы. Не думаю, что его рука напряглась бы, чтобы полностью обхватить мою шею.

У него мощная грудь, а над левой грудью нацарапано крошечное неразборчивое послание. Других татуировок на его коже я не вижу — до тех пор, пока он не демонстрирует мне свою спину. И ух ты, какая у него спина. Все извилистые выступы и впадины, сопровождаемые тонко нарисованным деревом, которое проходит по всей длине его позвоночника.

Должно быть, это чертовски больно — делать татуировку прямо на костях. Если Хейз так хорошо справляется с болью, интересно, насколько он преуспел в других областях. И не стоит говорить о его заднице. Все, что я могу разглядеть, — это две мягкие ямочки, расположенные прямо над самыми сочными ягодицами, которые я когда-либо видела.

Его волосы растрёпанные и мокрые, и мне так и хочется провести ногтями по его коже головы. Под его аквамариновыми глазами появляется дразнящая морщинка, пока он ждет, когда я соберу все свои разбегающиеся мысли в кучу и сформирую связное предложение.

Горячая белая вспышка смущения пронзает меня.

— Сколько всего ты слышал? — У меня перехватывает дыхание.

Смех гремит в его груди.

— Только часть о том, что мой член явно больше среднего.

По моим щекам ползет жар, а кончики ушей становятся красными.

— Пожалуйста, не обращай на меня внимания. Я сейчас нахожусь в сильном алкогольном опьянении. Я не имею в виду ни одного слова, которое говорю, — говорю я, несмотря на то, что мой голос звучит неубедительно.

Он вскидывает брови.

— Значит, ты не думаешь, что у меня член больше среднего?

Шестеренки в моей голове вращаются, мой мозг наконец-то способен функционировать хотя бы настолько, чтобы держать язык за зубами.

— Я… не утверждала этого.

Его взгляд яростный и напряженный, а язык просовывается сквозь губы, чтобы периодически увлажнять их. Я бы не отказалась укусить его нижнюю губу. Господи, меня нужно стерилизовать.

— Ты очаровательна, когда краснеешь, ты знаешь об этом? — В его тоне звучит кокетливая нотка.

Конечно, его комментарий заставляет меня покраснеть еще сильнее.

Я никогда не умела принимать комплименты, поэтому решаю сменить тему как можно незаметнее.

— До окончания стирки твоей одежды осталось около двух часов, — сообщаю я ему.

— Еще раз спасибо, что позволили мне использовать свою стиральную машину и сушилку. — В каждом его слове чувствуется искренность — то, что было чуждо мне за все мои двадцать три года существования на этой богом забытой планете.

У меня не самый лучший послужной список в отношениях с парнями. Мой последний бывший, Уайлдер Мейсон, был манипулятором, но я была так слепо влюблена в него, что обманывала себя, придумывая оправдания тому, как он со мной обращался. Я думала, что это нормально, когда он постоянно спрашивает, где я была и с кем. Я думала, что это нормально, когда он контролирует, сколько я ем и что ношу. Я ненавижу свое тело из-за того, как он со мной обращался. Когда я не была настроена на интимную близость с ним, он изводил меня чувством вины, говорил, что я поступаю эгоистично, не удовлетворяя его потребности, и убеждал меня, что ни один парень никогда не захочет девушку, не помешанную на сексе.

Я стала марионеткой Уайлдера, его пленницей. Он изолировал меня от всех друзей и даже от семьи. Он жаждал контроля, а мое стремление угодить ему делало меня идеальной мишенью для его манипуляций. Через некоторое время я захотела уйти, но я слишком боялась. Я боялась того, что он мог сделать. Я боялась, что он ударит меня.

Когда мой брат умер, Уайлдер был единственным, к кому я могла обратиться. Мои отношения с родителями тогда были слишком напряженными. Но, узнав о самоубийстве Родена, он собрал все свои вещи и уехал. Эгоистичная часть меня испытала облегчение, избавившись от него, но забытая часть меня страдала без какой-либо поддержки. Уайлдер пообещал мне, что всегда будет рядом, что бы ни случилось. Что он всегда будет любить меня.

Я всю жизнь гонялась за любовью, желая получить удовлетворение от того, что я что-то значу для другого человека. Но жизнь так не устроена. Люди так не работают.