Лучше. Книга-мотиватор для тех, кто ждал волшебного пинка от Вселенной

А Лиза переживала травму отчуждения. Даже не от папы, а от мамы. То, что она не нужна папе, не так сильно покалечило ее самооценку, как то, что она теперь не нужна маме.

Дочь – это дочь. А он – это он.

Ситуацию усугубляло то, что «он» не был родным отцом Лизы. Он был отчимом, который воспитывал ее с грудничкового возраста. То есть чужой дядя, даже не отец ее ребенка, был маме важнее, чем она, родная дочь. Для Лизы это был травмирующий опыт.

Прошли годы. Два десятилетия. Даже больше. Мельница жизни давно перемолола те переживания, примирила маму и дочку. Лиза давно выучилась на доктора, вышла замуж, родила двойняшек.

Когда пациенты приходили к Лизе на прием, она говорила:

– Раздевайтесь, – и кивала на ширму.

И люди раздевались, но пока ждали ее, все равно стыдливо прикрывались одеждой.

Вот так и Лиза. Они давно научились с мамой жить мирно, болтали обо всем, мама была отличной бабушкой ее дочерям, но та тема была намертво заколочена внутри, и Лиза никогда не обнажала перед мамой душу полностью.

Отношения с мужем у Лизы в последние месяцы ощутимо испортились. Надо было что-то делать, но не было сил: на работе проверка за проверкой, дети из ангины в грипп и обратно…

Однажды Лиза, уложив детей, вышла на кухню и обнаружила мужа, который стоял спиной к ней и курил в форточку. Он давно бросил курение, еще до рождения дочерей, и это был длинный и мучительный путь, который он прошел лишь благодаря Лизиной поддержке.

Лиза расстроилась и залюбовалась одновременно. Ему очень шло курение, добавляло брутальности. Но обнулить семилетний стаж «некурения» – это не просто слабость, это глупость.

Рядом с мужем стоял старый чемодан.

– На дачу собрался? – спросила Лиза.

– Не на дачу, – затянулся муж.

– А куда?

– Ухожу.

– Куда уходишь?

– Ухожу.

– Куда?

– Куда – неважно, важно – от кого. От тебя.

Лиза вдруг все поняла. Однажды в юности она сломала ногу на катке. Неудачно упала и сначала почувствовала какой-то внутренний треск, а потом ее до макушки затопила боль. Сейчас было то же самое.

Сначала она почувствовала глухой треск – это ее сердце треснуло напополам, как овсяное печенье. А потом ее по макушку затопила боль.

– Мне важно – куда. Может, оттуда еще можно вернуть? – твердым шепотом произнесла она. Голос куда-то пропал.

– Нет. Я честно пытался вернуть себя тебе почти год. Но не получится. Я тебе не нужен. Ты исправишься на неделю, а потом опять. Потому что тебе, кроме работы, ничего не нужно. Я все решил. Буду помогать, конечно, тебе и девочкам.

– У нее есть дети?

– Неважно.

– Важно. Я же все равно узнаю.

– Двое.

– Ясно.

Лиза подошла к окну, забрала у мужа недокуренную сигарету, глубоко затянулась, глядя в ночное окно. Он нашел себе новую Лизу и новых детей. Наверное, новая Лиза не такая холодная, а дети не такие болезненные.

Он взял чемодан, громко вздохнул и вышел. Хлопнула входная дверь. Через минуту в кухню вошла мама. Лиза курила вторую сигарету.

– Девочки не проснулись, все нормально.

– Он ушел, мам.

– Я слышала.

– Я, наверное, умру, мам. Я не умею без него.

– Не умрешь, – мама села на табуретку, вытянутая как струна. – Не умрешь.

– Откуда ты знаешь?

– Я же не умерла.

– Я не ты.

– Никто не я. И никто не ты. Но люди не умирают от предательств. Они умирают от слабости. А ты не слабая, ты умная. Будешь жить ради детей.

– Но дети – это дети. А он – это он.

– Да. Это разное. Но жизнь никто не отменял. Каши. Школы. Совещания. Пациентов. Молочные зубы. Колготки. Платья. Это спрятанные на виду спасательные круги. Они спасут.

– А он?

– А он нет. Его нет.

– А потом…

– А потом девочки вырастут и родят тебе новых девочек. Или мальчиков. Всегда есть кого любить.

– А если я его люблю? И больше никого не смогу полюбить…

– Помнишь, у нас на даче был щенок, которого мы так и не смогли приучить не гадить в доме? На это ушло целое лето, но нет… После него я больше не хочу заводить собак.

– Фу, мама… При чем здесь… Я говорю о любви.

– Да люби на здоровье. – Мама сидела и смотрела в стол. – Любовь растет на черноземе хороших поступков. И засыхает, если почва не удобряется. Он сделал тебе больно. И еще сделает много раз. Безответная любовь живет, если можно домыслить героизм объекта любви. А если он нашел себе новую семью, не приходит к родным детям, а чужих возит на море, грубит тебе и не выполняет обещаний – то любовь зачахнет быстро.

– Ты о себе сейчас говоришь? Или обо мне?

– Я говорю о жизни…

Лиза слушала свое сердце. Оно окончательно раскрошилось. Еще бы! Овсяное печенье!

Лиза посмотрела на маму. Заметила, как сильно она сдала за последние годы. Пока Лиза на работе, на ней быт и внучки. И она тянет, не ропщет, любит, но и платит за эту любовь свою цену.

И Лиза прямо в тот момент простила ей все. Тот день, тот разговор, ту пижамку в слониках. Она поняла маму. Не как дочь, а как женщина. Мама была просто живая, раненая, обманутая женщина с раскрошенным овсяным печеньем вместо сердца. Но будучи маленьким ребенком, это совершенно невозможно понять. Потому что слоники на пижаме отчаянно партизанят и не дают ответов.