Лучше не бывает

Я так и не поняла, что произошло, думала Пола. Все было так ужасно, что я перестала думать. Я никогда не пыталась представить, чем все это было для Ричарда. Если бы я смогла, я бы удержала его. Но я ненавидела себя и всю эту запутанную ситуацию. Я позволила Ричарду уйти потому, что хотела остаться одна. А я должна была бы покорить Ричарда своим пониманием. И все же его уход казался неизбежным. Да и был таковым. Разве не бесплодно думать о прошлом и выстраивать логические схемы — почему оно пошло не в ту сторону, куда бы нужно? Я никогда не верила в угрызения совести и раскаяние. Но с прошлым надо что-то делать. Оно не может исчезнуть просто так. Оно продолжает существовать и воздействовать на настоящее новыми и разнообразными путями, как будто бы в каком-то другом измерении оно само растет.

Она оглянулась на унылую тихую голубую поверхность моря, несущего к ней по волнам Эрика. Если бы я могла сейчас ясно понять, думала она, свое тогдашнее поведение, принесло бы это нам всем пользу? Она подумала, что это «нам всем» должно было бы включать и Ричарда, но она уже никогда ничего не может сделать для Ричарда — только оставить его в покое. Одному Эрику, а не Ричарду она теперь имела силу помочь, и сейчас она должна избавиться от безумного страха, возникающего при мысли о проблеме —как осуществить это. Я должна все обдумать заранее, думала она, и нужно контролировать себя. Эрик может заставить меня делать ужасные вещи. Конечно, Пола никому не рассказала о своей тревоге. Она сложила ее в своем сердце, как ужасную кровавую тайну мистической религии.

Мэри думала: а что было бы, если бы я вышла за Вилли и увезла его отсюда? Мысль была туманной, чудесной и открывала возможности перемены, новых пространств, нового смысла. Это была удивительная мысль. А все-таки, почему бы и нет? Дьюкейн был прав, когда говорил, что она приучилась чувствовать себя ниже Вилли. Она разрешила ему произнести над ними обоими дурное сонное заклинание. А сейчас нужно было проявить волю и найти в своей душе некую свежесть, способную побороть это заклинание. Я никогда не веселилась сама по себе, думала Мэри. Алистер был веселый, вся радость брака была только его уделом. В моей природе какое-то беспокойство, думала она. Глупое, порочное беспокойство… даже сейчас, когда я иду вдоль голубого моря, сияющего сахарным блеском. Я вижу все через призму беспокойства. Мой мир — коричневый мир, смутный, пятнистый, расплывчатый мир — как старая фотография. Могу ли я ради Вилли изменить это? По милости богов нам посылается доброта. Возможно, иногда милость посылает радость. А может быть, это одно и то же, а другое имя для них обеих — надежда. Если бы я могла бы хоть чуточку верить в счастье, я могла бы властвовать над Вилли, спастиВилли.

Действительно, слова Джона Дьюкейна «в вас есть достаточно силы» изменили ее отношения с Вилли. Но пока она не могла представить себе, как она будет предлагать ему жениться на ней, хотя и пыталась нарисовать в воображении эту картину. Да, между ними все теперь иначе. Думаю, я слишком была одержима идеей, что он должен рассказать мне о своем прошлом — что там такоебыло. И это создало барьер между нами. Но теперь я должна перескочить через этот барьер, подойти к Вилли ближе и разбудить его чем-то вроде простойлюбви. Не мое дело распутывать прошлое Вилли и пытаться интегрировать его в настоящее, которое я разделяю с ним. Это невозможно. Я должна просто и спокойно любить его, пусть даже заботясь о своем счастье! Я уже чувствую себя более независимой с ним. Мэри ощущала эту возросшую независимость как почти физическую, упругую радость жизни, она и двигалась по комнате Вилли совсем по-другому. И она видела, что Вилли приятно удивлен этим и поставлен в тупик. Когда она видела на его любимом лице этот удивленный взгляд, она смеялась самым своим лучшим смехом, каким не смеялась уже давно.