Лучше подавать холодным

Штаб Рогонта притих, как вымер, все таращились в сторону брода, распахнув глаза и рты, побледнев и обеспокоенно стиснув поводья. Уже талинцы вывели арбалетчиков, настильно посылая с воды вал зарядов со свистом прорезавших лучников. Упал не один. Кто-то завизжал. Шальной болт ткнулся в дёрн недалеко от одного из офицеров Рогонта, конь вздрогнул и едва не выбросил того из седла. Монза подогнала своего коня на пару шагов вперёд, выпрямилась в стременах, чтобы лучше видеть. Её одолженные доспехи неярко отражали утреннее солнце. Трясучка насупился.

Так или иначе, он здесь ради неё. Драться за неё. Защищать её. Пытаться наладить дела между ними. Или может, ранить её так, как она ранила его. Он сомкнул кулаки, ногти впились в ладонь, костяшки саднило от выбитых зубов того слуги. Одно он знал наверняка - у них ещё не кончено.

Исключительно деловые интересы

Верхний брод проходил пятном медленно движущейся воды, которая пробиралась сквозь отмели, искрясь под утренним солнцем. Незаметная отсюда дорога вела с того берега меж нескольких построек, а потом через сад и вверх по длинному склону к вратам с чёрной каймой – вратам внешей стены Осприи. Всё казалось заброшенным. Пехота Рогонта практически вся приняла жестокий бой у нижнего брода. Лишь пара мелких отрядов околачивалась в охране лучников, перезаряжавшихся и палящих в скопище посередине реки - настолько быстро, насколько у них получалось.

Осприйская конница выжидала под сенью стен - последним резервом, но слишком малочисленным и слишком отдалённым. Тысяче Мечей никто не преграждал путь к победе. Коска легонько щёлкнул по шее. Судя по всему, сейчас самое время для атаки.

Эндике явно был согласен. - Внизу горяченько. Приказать бойцам по коням?

- Давай пока не будем их утруждать. Ещё рано.

- Ты уверен?

Коска тут же повернулся к нему спиной. – А с виду я неуверен? - Эндике сдул рябые щёки и потопал совещаться с одним из своих офицеров. Коска вытянулся, скрестил руки за головой, и стал наблюдать за неторопливым развитием битвы. - О чём я говорил?

- О возможности всё бросить, - подсказал Дружелюбный.

- Ах да! У меня была возможность всё это бросить. Но я решил вернуться. Поменяться-то не так просто, а, сержант? Я прекрасно вижу и понимаю что всё это бессмысленно и напрасно, но снова поступаю именно так. Становлюсь ли я хуже или лучше человека, что поступает так, мня себя благородным из-за праведной цели? А человека, что поступает так ради собственной выгоды, без малейшей крупицы представлений о правильном и дурном? Или мы все одинаковы?

Дружелюбный лишь пожал плечами.

- Людей убивают. Людей калечат. Рушатся жизни. - Судя по нахлынувшим чувствам, он точно так же мог излагать список названий овощей. - Я полжизни посвятил ремеслу разрушения. А другую половину - упрямой гонке за саморазрушеньем. Я ничего не создал. Ничего кроме вдов, сирот, разрухи и отчаяния, может пары бастардов и изрядной кучи рвоты. Слава? Честь? Моя моча стоит больше, ведь от неё хотя бы лучше растут сорняки. - Но если его целью и было пробудить свою совесть уколами - та продолжала безучастно дремать. - Я сражался во многих битвах, сержант Дружелюбный.

- Во скольких?

- В дюжине? Паре десятков? Больше? Расплывчата грань между битвой и стычкой. Некоторые осады тянулись со множеством боёв. Их считать за один или за несколько?

- Ты солдат, тебе видней.

- И даже у меня нет ответа. На войне нет чётких границ. О чём я говорил?

- О многих битвах.

- Ах, да! Многих! И хотя я всегда старался избегать вступления в бой, у меня часто не получалось. Я прекрасно понимаю, что такое быть в центре рукопашной. Сверканье клинков. Пробитые щиты и расщепленные копья. Сотрясение, жара, пот, зловонье смерти. Крохотные подвиги и мелкие злодейства. Горделивые знамёна и достопочтенные мужи хрустят под ногами. Отрубленные конечности, кровавые брызги, расколотые черепа, выпавшие кишки, и всё прочее. - Он поднял брови. - При данных обстоятельствах стоит упомянуть также нескольких утопленных.

- Скольких?

- Определить непросто. - Коска подумал об утонувших в канале у Дагоски гурках, смытых морем храбрецах, чьи трупы прибивало с каждым приливом, и глубоко вздохнул. - И всё-таки оказалось, что я способен смотреть на них без особых волнений. Это что, безжалостность? Необходимая командиру отстранённость? Или сочетанье звёзд при моём рождении? Оказалось, что я всегда невозмутим перед лицом опасности и смерти. Более чем в любое иное время. Счастлив, когда должен быть напуган, в страхе, когда должен быть спокоен. Я, на полном серьёзе, загадка, даже для себя. Я человек шиворот-навыворот, сержант Дружелюбный! - Он заржал, затем подхихикнул, затем вздохнул, затем замолчал. - Человек наизнанку и вверх ногами.

- Генерал. - Эндике снова нависал над ним, касаясь прилизанной шевелюрой.

- Что ещё, милостивый сударь? Я пытаюсь философствовать!

- Осприйцы взялись всей силой. Вся их пехота усердно навалилась на войско Фоскара. У них нет резервов, кроме капли конницы.