Они нараспев скандировали её имя, и имя её брата, и имена её побед. Афьери. Каприл. Мусселия. Светлый Бор. Высокий Берег. В их числе и броды Сульвы. Она гадала, понимают ли они, чему рукоплещут. Селениям, где можно было проследить её путь по оставленным телам. Голове Кантайна, сгнившей на вратах Борлетты. Кинжалу в глазнице Хермона. Порубленному на части Гоббе, которого растащили крысы в подземельях под их ногами. Мофису и его служащим, с их отравленными книгами, отравленными пальцами, отравленными языками. Зарезанному со своими гуляками у Кардотти Арио. Ганмарку и его перебитой охране. Свисавшему с колеса Верному. Расколотой об пол голове Фоскара. Возу убийств. О некоторых из них она не жалела, о некоторых иных - да. Но ни одно не казалось заслуживающим хвалы. Она скорчила рожу весёлым лицам в окнах. Может вот она, разница между ней и этими людьми.
Может, им просто нравятся трупы, до тех пор, пока они не их собственные.
Она оглянулась через плечо на своих так называемых соратников, но едва ли нашла в них утешенье. Великий герцог Рогонт, предстоящий король, улыбался толпе посреди кучи бдительных гвардейцев - мужчина, чья любовь продлится ровно настолько, насколько она будет приносить ему пользу. Трясучка, сверкающий стальной глаз - мужчина, который от её нежного прикосновения превратился из жизнерадостного оптимиста в увечного убийцу. Коска подмигнул ей в ответ - самый ненадёжный союзник и самый непредсказуемый враг на всём свете, готовый по-прежнему в любой миг обернуться любым из них. Дружелюбный... кто знает, что творится там, за его безжизненными глазами?
Далее ехали остальные выжившие предводители Лиги Восьми. Или Девяти. Лироцио Пурантийский, изящно напомаженные усы, проворно проскользнул обратно в рогонтов стан после кратчайшего из альянсов с Орсо. Графиня Котарда, её бдительный дядя никогда далеко от неё не отходит. Патин, первый гражданин Никанте, с императорской осанкой в рваном крестьянском рубище. Хоть он и отказался разделить битву у бродов, но зато явно не прочь разделить победу.
Здесь были даже представители тех городов, что она разорила, служа Орсо - граждане Мусселии и Этреи, хитроглазая племянница герцога Кантайна, что в одночасье оказалась герцогиней Борлетты, и, судя по виду, сугубо наслаждалась впечатлениями.
Непросто приспособиться к людям, в которых она так долго видела врагов, и по выражениям их лиц, когда те встречались с ней глазами, им было не проще. Она - паук, которого им пришлось потерпеть в чулане, чтобы избавиться от мух. Ну а когда с мухами покончено - кому понравится паук на блюде с салатом?
Она отвернулась обратно. Защипало потные плечи. Надо попытаться смотреть вперёд и не оглядываться. Они проезжали вдоль бесконечного изгиба линии моря, сверху носились гагары, кружили, выкликали. Весь путь в носу стоял тот гнилой, солёно-острый привкус Талинса. Мимо судоверфей, недостроенных остовов двух огромных линейных кораблей, стоящих на стапелях подобно скелетам выбросившихся на берег и разложившихся китов. Мимо канатчиков и парусинщиков, смоляров и токарей, медников и кователей цепей. Мимо бескрайнего и зловонного рыбного рынка - пусты его облупленные прилавки, тихо в его рядах. Наверно в первый раз с тех пор как победа при Светлом Бору опустошила дома и наполнила улицы пьяными от веселья людьми.
Позади полчищ нарядных представителей рода людского, здания усеивали объявления, как всегда и бывало в Талинсе, примерно со времён изобретения печатного станка. Старые торжества, победы, предупреждения, подстрекательства, вопли патриотизма, бесконечно заклеивались всё новыми и новыми. Последняя партия несла на себе женский лик - строгий, честный, прекрасно-холодный. Монза с болезненным переворотом кишок осознала, что подразумевалось её лицо. Под ним жирными буквами напечатано: Сила, Отвага, Слава. Орсо однажды сказал ей, что если ложь провозглашать достаточно часто, то можно превратить её в правду. И вот она здесь, её лицемерная харя повторяется снова и снова, рвано и сикось-накось прилеплена на просоленные стены. На следующем облупленном фасаде другой набор плакатов, отвратно нарисованных и смазанно напечатанных, изображал её, неуклюже воздевшую меч. Снизу пояснение: Никогда не сдадимся, Никогда не уступим, Никогда не простим. Сверху на кирпиче прерывистыми буквами в человеческий рост красной краской выведено одно простое слово:
Месть.
Монза сглотнула, стало ещё более неуютно, чем раньше. Дальше, мимо бессчётных причалов, где рыболовецкие, прогулочные, торговые суда всевозможных форм и размеров, всех осенённых солнцем народов, шевелились на волнах огромной бухты. Паутины такелажей сплошь облепили моряки. Все хотят видеть, как Талинская Змея забирает этот город себе.
Как происходит то, чего так боялся Орсо.
Коске было хорошо и вольготно.