Лучше подавать холодным

В операционном зале все были при деле. Дюжины служащих усердно трудились за тяжелыми столами, склонялись над счётными книгами, их перья царапали, стучали и снова царапали. У стен скучно стояли стражники, приглядывая вполсилы или не приглядывая вовсе. Монза протискивалась между ухоженными и нарядными скоплениями мужчин и женщин, проскальзывала между их умащенными и унизанными драгоценностями рядами, Трясучка проталкивался следом. Торговцы, лавочники и жёны богачей, телохранители и лакеи с несгораемыми ящиками и мешочками для монет. Насколько она понимала, всё это обычный дневной устоявшийся из года в год оборот банковского дома Валинт и Балк.

Места, где берёт свои деньги герцог Орсо.

Потом она мельком увидела тощего человека с крючковатым носом, разговаривающего с группой облаченных в меха купцов. По бокам располагались конторщики, под мышками у них счётные книги. Лицо стервятника высветилось в толпе как искра в погребе, и точно также разожгло пожар в ней самой. Мофис. Человек, убить которого она приехала в Вестпорт. И едва ли стоило добавлять, что он выглядел очень похожим на живого.

Кто-то позвал из угла зала, но взор Монзы сосредоточился на цели. Неожиданно заклинило челюсти. Она начала проталкиваться сквозь очереди навстречу банкиру герцога.

- Что ты творишь? - прошипел ей на ухо Трясучка, но она стряхнула его, отталкивая прочь с пути мужчину в высокой шляпе.

- Дайте ему воздуха! - завопил кто-то. Люди оглядывались, бормотали, высовывали шеи, чтоб что-то увидеть, упорядоченные потоки стали распадаться. Монза продолжала идти, всё ближе и ближе. Ближе, чем допускал рассудок. Без понятия, что она сделает, когда доберётся до Мофиса. Укусит? Скажет "Привет"? Между ними уже меньше десяти шагов - также близко она была, когда он наблюдал за её умирающим братом.

А затем банкир внезапно дёрнулся. Монза притормозила, осторожно высвобождаясь от толпы. Она увидела, как Мофис согнулся пополам, будто бы получил в живот. Закашлялся, и снова - жёстким, рыгающим кашлем. Накренившись, он сделал шаг и прижался к стене. Вокруг двигались люди, по заведению гуляли смущённые шепотки, к которым добавлялись странные возгласы.

- Отойдите!

- Что это?

- Переверните его!

Глаза Мофиса слезились и дрожали, на шее выступили вены. Он вонзил ногти в одного из стоящих рядом служащих, колени подкашивались. Подскочил помощник, поддерживая хозяина, пока тот медленно опускался на пол.

- Сэр? Сэр?

Дух завораживающего зрелища, казалось, охватил весь зал, колеблющийся на грани испуга. Монза придвинулась ещё ближе, глядя на одетое в бархат плечо. Глаза Мофиса встретились с её глазами, и они уставились друг на друга. Его лицо напряглось, кожа покраснела, затвердели волокна мышц. Рука, трепеща, протянулась ей навстречу, указывая костлявым пальцем.

- Му, - выдавил он. - Му... Му...

Его глаза закатились, и он заплясал, стуча ногами, выгибая спину, безумно дёргаясь на мраморных плитках как вытащенная на берег рыба. Люди около него в ужасе таращили глаза. Один из них согнулся во внезапном приступе кашля. Повсюду в операционном зале кричали.

- На помощь!

- Сюда!

- Кто-нибудь!

- Я сказал, воздуха!

Счетовод, шатаясь, поднялся из-за стола, с грохотом опрокидывая стул, держа ладони у горла. Сделал несколько нетвёрдых шагов, побагровел лицом, а затем рухнул. Башмак слетел с его брыкающейся ноги. Один из служащих рядом с Мофисом стоял на коленях, силясь вдохнуть воздух. Пронзительно закричала женщина.

- Клянусь мёртвыми... - донёсся голос Трясучки.

Розоватая пена пузырилась и капала из широко раскрытого рта банкира. Судороги увяли до дрожи. А затем и до ничего. Тело обмякло, невидящие зрачки вытаращились за плечо Монзы на выставленные вдоль стен улыбающиеся бюсты.

Двое мертвы. Осталось пятеро.

- Чума! - завизжал кто-то, и, словно генерал на поле битвы прокричал в атаку, заведение мгновенно погрузилось в хаос толкотни. Монзу чуть не опрокинули, когда один из разговаривавших с Мофисом купцов бросился бежать. Трясучка выступил вперёд и оттолкнул его, распластав на трупе банкира. К ней прижался мужик в перекошенных глазных линзах, вытаращенные глаза ужасно увеличивались на багровом лице. Она инстинктивно стукнула его правой, скривилась, когда изуродованные костяшки задребезжали о его подбородок, прострелив толчком боли до самого плеча, рубанула каблуком и повалила навзничь.

Никакая чума не разносится быстрее паники, писал Столикус, и не уносит больше жизней.

Налёт цивилизованности внезапно слетел, как не бывало. Богатеи и снобы превратились в животных. Тех, что оказались на пути толпы раскидали в стороны. Тем что упали не было пощады. Она видела, как жирный торговец двинул по лицу хорошо одетую леди, и её, визжащую, прибило к стене, на окровавленном лице скрутился парик. Она видела свернувшегося на полу затоптанного толпой старика. Упал и лопнул несгораемый ящик, просыпались серебреные монеты, на них не обращали внимания, пинали по полу, колошматили башмаками. Это было безумием разгрома. Надрывные крики и давка, брань и зловоние страха, россыпь тел и сломанной рухляди.