Лучше подавать холодным

- Монза. - Не одна. Когда она повернула голову, Трясучка смотрел ей в глаза и стоял ближе, чем ей бы хотелось. Он заговорил так, будто отыскать слова было непростой задачей. - Похоже, у нас не было... Не понимаю. После Вестпорта... я только хотел спросить...

- Лучше не спрашивай. - Она слегка задела его, уходя прочь.

Хлопоты по хозяйству

Никомо Коска закрыл глаза, облизал улыбающиеся губы, глубоко дыша носом от отвращения, и поднял бутылку. Глоток, глоток, глоток. Знакомое предвкушение, когда зубы слегка касаются стекла, прохладная влага на языке, размеренное движение горла при глотании... если бы только это была не вода.

Ему пришлось вылезать из пропитанной потом постели и в холодной и липкой ночной рубашке отправляться на кухню добывать вино. Или любую забродившую мочу, способную напоить человека. Что-нибудь, чтобы пыльная спальня прекратила трястись как едущая по бездорожью повозка, чтобы прогнать ползущие по всему телу мурашки и собрать губкой пульсирующую головную боль. Во что бы то ни стало. Нахер надо такие перемены, да и месть Муркатто вместе с ними.

Он надеялся, что все будут в своих постелях, и весь скорчился от разочарования, когда увидел у печи Дружелюбного, готовящего на завтрак овсянку. Всё же сейчас, надо признать, он был странно рад, что обнаружил здесь арестанта. Было что-то волшебное в окружающей Дружелюбного ауре спокойствия. Он умел крайне уверенно молчать и просто не обращать внимания на то, что подумают другие. Коске этого, как ни странно, хватило, чтобы самому немножко подуспокоится. Но, конечно, не замолчать. Разумеется, он болтал практически непрерывно, после того как первый свет начал заползать сквозь трещины в ставнях и обернулся зарёй.

- ... за каким чёртом я в это вписался, Дружелюбный? Сражаться, в моём возрасте? Ох уж эти сражения! Никогда меня не радовал этот раздел договора. И ещё на одной стороне с тем самовосхвалённым Морвеером! Отравитель? Дерьмоватый способ людей убивать-то. И, конечно же, я остро осознаю, что нарушил первое правило солдата.

Дружелюбный еле заметно приподнял бровь, медленно перемешивая кашу. Коска считал, что заключённый уж наверняка знал, за чем он сюда шёл, но даже если и так, тот был лучше воспитан, чтобы не выставлять это напоказ. Заключённые в большинстве своём удивительно вежливы. Грубое обхождение в тюрьме может запросто довести до фатального исхода. - Первое? - спросил тот.

- Никогда не сражаться за слабую сторону. Хоть я постоянно, пламенно и страстно презираю герцога Орсо, существует громадная и, потенциально, гибельная пропасть между ненавистью к человеку и предпринимаемыми в этом отношении действиями. - Он легонько стукнул кулаком по столу, от чего модель Кардотти легонько загремела. - Отчасти ради женщины, которая однажды меня уже предала...

Подобно домашнему голубю, вечно влекомому назад в любимую и ненавистную клетку, его мысль увлекло сквозь девять пустых лет - назад, в Афьери. Перед ним предстали картины грохочущих вниз по длинному спуску лошадей на фоне восходящего солнца. Предстали, как множество раз с тех пор - видениями в сотне всеразличных загаженных комнат, и грошовых ночлежек, и разбитых трущобных таверн по всему Земному Кругу. Какая умелая игра, подумал он тогда, при виде приближающейся кавалерии. Улыбаясь сквозь алкогольную дымку, смотрел на то, как здорово всё получилось. Теперь же он вспоминал холодный страх, когда всадники не замедлили ход. Тошноту ужаса, когда они врезались в его неряшливо выстроенные ряды.

Смесь ярости, безнадёжности, омерзения и пьяного головокружения, когда он забирался на лошадь, чтобы бежать прочь, когда вокруг погибал его сброд и с ними гибла его слава. Ту смесь ярости, безнадёжности, омерзения и пьяного головокружения, которая с тех самых пор привязалась к нему как тень. Он хмуро взглянул на искаженное отражение своего лица пропойцы в пузырчатом стекле бутылки с водой.

- Угасает память о нашей славе, - прошептал он, - и сгнивает до сортирных анекдотов, тусклых и неубедительных, как брехня какой-нибудь сволочи. Поражения, разочарования и скорбь же, свежи как в тот миг, когда они произошли с нами. Улыбка симпатичной девушки, с которой мы не завели роман. Мелкая оплошность, вину за которую мы переложили на другого. Безымянное плечо, стукнувшее нас в толпе и оставившее терзаться днями, месяцами. Навеки. - Он скривил губы. - Вот из этой материи и сшито наше прошлое. Несчастные мгновения, что создали нас такими, какие мы есть.

Дружелюбный стоял в тишине, и от этого Коску тянуло на откровенность лучше, чем от любых уговоров.

- И есть ли миг горше, чем тот, когда меня предала Монцкарро Муркатто, а? Мне бы самому стоило осуществить месть, вместо того, чтобы помогать в отмщении ей. Мне бы стоило прикончить её, и Эндике, и Сезарию, и Виктуса, и всех остальных моих сучьих когда-то-там друзей из Тысячи Мечей. Так какого хера я здесь делаю, Дружелюбный?

- Разговариваешь.