Лучше подавать холодным

Было рано и было тихо на извилистых улочках Сипани. Монза сгорбилась на крыльце, плотно завернувшись в куртку, засунув подмышки руки. Она ёжилась так по меньшей мере час, неумолимо коченея, выдыхая туман в туманный воздух. Края ушей и ноздри неприятно кололо. Чудо, что в носу ещё не замёрзли сопли. Но она умела быть терпеливой. Пришлось быть.

Девять десятых войны есть ожидание, писал Столикус, и она нутром чуяла, что он ещё и приуменьшил.

Мужик прокатил мимо тачку, заваленную соломой, фальшивое насвистывание заглушила редеющая мгла, и Монзы следила за ним глазами, пока он не превратился в тёмный контур и не исчез совсем. Ей хотелось, чтобы рядом оказался Бенна.

И хотелось, чтобы он прихватил с собой трубку шелухи.

Она покатала в пересохшем рту язык, пытаясь вышвырнуть эту мысль из головы, но та застряла как заноза под ногтем. Чудесное, болезненное пощипывание в лёгких, вкус выходящего изо рта дыма, конечности наливаются тяжестью, мир становится мягким. Сомнения, гнев, страх — всё вытекает прочь.

По мокрым плитам застучали шаги и во мраке возникли два силуэта. Монза, одеревенев, сжала кулаки — в искривлённых суставах вспыхнула боль. Женщина в ярко красном плаще, оттороченом золотой вышивкой. — Скорее! — подгоняла она с небольшим союзным акцентом человека, неуклюже громыхающего позади с тяжёлым бревном на плече. — Я не собираюсь снова опоздать…

Пронзительный свист Витари прорезал пустынную улицу. С крыльца соскользнул Трясучка, выпрыгивая позади слуги и сдавливая его руки. Из ниоткуда появился Дружелюбный и, прежде чем слуга успел вскрикнуть, отвесил четыре тяжёлых удара в живот, отправив его блевать на мостовую.

Монза услышала как женщина поперхнулась, мельком увидев её лицо с расширившимися глазами, когда та повернулась бежать. Прежде, чем она сделала хотя бы шаг, впереди из мрака донёсся голос Витари.

— Карлотта дан Эйдер, если я не ошибаюсь!

Выставив перед собой руку, женщина в красном плаще пятилась к крыльцу, где стояла Монза. — У меня есть деньги! Я могу заплатить!

Витари выступила из мглы, легко и развязно, как наглая кошка в своём огороде. — О, ты как следует заплатишь. Должна сказать, я недоумевала, когда узнала, что обожаемая любовница принца Арио сейчас в Сипани. Слышала, тебя не вытащить из его спальни. — Витари гнала её на крыльцо и Монза отодвинулась назад, в тусклый коридор, морщась от резкой боли в затёкших без движения ногах.

— Сколько бы ни платила Лига Восьми, я…

— Я не работаю на них, оскорбительно даже само предположение. Разве ты меня не помнишь? С Дагоски? Разве не помнишь, как ты пыталась продать город гуркам? Разве не помнишь, как тебя поймали? — И Монза увидела, что она уронила что-то, лязгнувшее о булыжную мостовую — лезвие в форме креста, пляшущее и звякающее на конце цепи.

— Дагоска? — Теперь в голосе Эйдер появилась нотка необъяснимого ужаса. — Нет! Я сделала всё, что он велел! Всё! Почему он не…

— О, я больше не служу Калеке. — Витари наклонилась ближе. — Я на вольном промысле.

Женщина в красном плаще наткнулась на порог и, спотыкаясь, попала в коридор. Повернулась и увидела поджидающую Монзу — рука в перчатке отдыхала на навершии меча. Эйдер замерла, рваное дыхание отражалось от мокрых стен. Витари захлопнула за ними дверь — окончательно хоронящем надежду щелчком упала задвижка.

— Сюда. — Она толкнула Эйдер и та чуть не упала, запутавшись в полах собственного плаща.

— Если вы не против. — Как только ей удалось твёрдо встать на ноги, последовал другой толчок и она проехала лицом вниз сквозь дверной проём. Витари втащила её за руку и Монза медленно вошла в комнату следом, твёрдо стиснув челюсти.

Как и её челюсть, комната видала лучшие дни. Ветхая отделка покрылась чёрной плесенью, вздулась от сырости. Затхлый воздух вонял гнилью и луком. В углу привалилась Дэй, с бедовой улыбочкой на лице протирая о свой рукав сливу цвета свежего синяка. Она протянула её Эйдер.

— Сливу?

— Что? Нет!

— Не стесняйся. Они всё ещё хорошие.

— Сядь. — Витари втолкнула Эйдер в плетёное кресло, бывшее единственной мебелью. Обычно это везение — занять единственное сиденье. Но не сейчас. — Говорят, история движется по кругу, но кто бы мог представить, что мы снова встретимся в такой обстановке? От этого прямо слёзы выступают на наших глазах. В твоих уж точно.

Карлотта дан Эйдер однако не выглядела вскоре собирающейся плакать. Она сидела прямо как столбик, сложив руки на коленях. В виду обстоятельств, неожиданное спокойствие. Почти что гордость. Расцвет её молодости уже миновал, но она по прежнему осталась необыкновенно восхитительной женщиной и всё необходимое тщательно выщипано, подкрашено и напудрено, наилучшим образом это подчёркивая. Колье из красных камней сверкало на шее, золото блестело на длинных пальцах. Она выглядела скорее графиней, чем любовницей, и была в этой прогнившей комнате не к месту, будто кольцо с бриллиантом в мусорной куче.