Лучше умереть!

— Именно так. Ведь девушка и не подозревает, что стала причиной твоих страданий. У нее и в мыслях не было причинять тебе боль… С какой же стати и под каким предлогом ты выставишь ее сейчас за дверь? Поэтому прими ее сегодня как ни в чем не бывало, а потом просто попросишь госпожу Огюстин впредь присылать к тебе другую мастерицу.

— Вы абсолютно правы, папа.

Поль Арман повернулся к лакею — тот стоял и ждал, пока отец с дочерью тихонько совещались, — и приказал:

— Пригласите ее…

Слуга вышел и через несколько секунд привел в столовую Люси. Мастерица была очень бледна, явно взволнована и, похоже, с трудом держалась на ногах. Мэри заметила, что девушка очень изменилась с тех пор, как она ее видела в последний раз, однако это ничуть не растрогало ее.

— Что вам угодно? — высокомерно спросила она.

Люси слабым голосом ответила:

— Я пришла примерить на вас платья, сударыня. Знаю, я сильно задержалась с этой работой, но не по своей вине. Так уж вышло: я оказалась жертвой преступления и поэтому довольно долго не могла работать…

Услышав это, Поль Арман вздрогнул.

— Жертвой преступления? — воскликнула Мэри; в ней уже разгоралось любопытство. — И что же с вами случилось?

— Меня пытались убить… я просто чудом выжила…

— Вы были ранены, сударыня? — совершенно спокойно поинтересовался Поль Арман.

— Да, сударь, рана до сих пор дает о себе знать… Меня ударили ножом и пытались ударить еще раз, но по счастливой случайности лезвие наткнулось на планку корсета и сломалось… Только поэтому я и жива — второй удар непременно прикончил бы меня.

— Вам и в самом деле очень повезло… Преступник, надо полагать, арестован?

— Нет, сударь, но есть все основания надеяться, что в самое ближайшее время его поймают…

От этих слов холодный пот выступил крупными каплями на висках миллионера.

— Вы наверное, довольно точно описали полиции его внешность?

— Нет, сударь… В темноте я и разглядеть-то его толком не успела. Скорее всего это был какой-то бродяга-грабитель, их ведь столько теперь развелось в пригородах Парижа. Он напал, чтобы ограбить меня…

— А! Значит, вас еще и ограбили?

— Да, сударь… украли часы и кошелек…

С того мгновения, как Люси появилась в дверях столовой, Поль Арман с явным и все возраставшим интересом разглядывал ее. Он всматривался в черты ее лица, следил за выражением глаз, вслушивался в ее голос.

«Странно, — размышлял он, — такое впечатление, будто я уже видел когда-то это лицо… и слышал этот голос… Хотя точно знаю, что никогда прежде не встречал эту девушку…» Внезапно его осенило.

«Надо же… — подумал он. — Вылитая Жанна Фортье в молодости…»

Отметив это поразительное сходство, Жак Гаро тут же вспомнил, что во время альфорвилльского пожара дочь Жанны находилась у кормилицы в Жуаньи, а также и о том, что Люси выросла в приюте. Об этом рассказала ему Мэри. И в голове у него внезапно мелькнула догадка.

«А вдруг она ее дочь?» — подумал он.

Люси, едва живая от слабости, похоже, оглядывалась в поисках какого-нибудь предмета, на который можно опереться. Заметив это, Поль Арман поспешно придвинул ей стул.

— У вас утомленный вид, сударыня, — сказал он, — садитесь же!…

Столь благосклонное отношение к Люси больно уязвило Мэри.

— Я не собираюсь сегодня ничего примерять, — сухо объявила она. — Стало быть, госпожа Люси свободна. Я сама зайду к госпоже Огюстин за этими платьями дней через десять… Это вовсе не так уж срочно…

Она вполне ясно дала понять, что впредь мастерице не следует являться сюда. И Люси поняла. Сердце ее сжалось, она почувствовала себя униженной; раскланявшись, девушка вышла из столовой, тщетно пытаясь понять, что же она такого сделала, что госпожа Мэри, благосклонно и ласково относившаяся к ней раньше, стала обращаться так сухо и высокомерно.

Оставшись наедине с Мэри, Поль Арман вдруг сказал:

— А знаешь, она ведь и вправду очень хорошенькая!

Мэри почувствовала, как на глаза набегают слезы.

— Ты так считаешь? — горестно прошептала она. — Значит, теперь ты наконец понял, что Люсьен очень даже может ее любить?

— Я прекрасно понимаю, почему он влюбился в нее, но такого рода увлечения, как правило, недолговечны. Это как пучок сухой соломы: мгновенно вспыхивает и тут же сгорает дотла… Я тут получил от Люсьена письмо, — добавил миллионер.

— Он что-то пишет обо мне?

— О тебе он упоминает во всех своих письмах, и ты, наверное, понимаешь, что он не делал бы этого, будь ты ему безразлична.

— Ты все время так говоришь, но мне бы хотелось услышать эти слова от него самого.

— Он еще скажет тебе их, девочка моя.

Мэри опустила голову. Тяжелый вздох вырвался из ее больной груди. Миллионер продолжал:

— Ты говорила, что у Люси нет ни отца, ни матери; откуда тебе это известно?

— От нее самой. Просто мне как-то захотелось узнать о ней побольше, вот я и принялась расспрашивать…

— И выросла она в приюте?

— Это точно. Фигурировала в тамошних списках под номером 9. Но, папа, я ведь уже рассказывала тебе. все…

— Может быть. Но я уже забыл… И она так и не знает, кто отдал ее в приют?

— Не знает! Но почему тебя все это интересует?