Лучше умереть!

При ребенке находились: 1. Рубашка с меткой «Л.Ф.». 2. Распашонка, метка та же. 3. Пара чулок, метка та же. 4. Чепчик, метка та же. 5. Шерстяная косынка. 6. Хлопчатобумажное одеяло. 7. Шерстяное одеяло. 8. Две пеленки с меткой «Ж.Ф.»

Особые приметы: отсутствуют. Имя и фамилия матери: Жанна Фортье. Имя ребенка: Люси. Имя и фамилия кормилицы: Матюрина Фреми».

Наличие подписи Матюрины Фреми, заверенной мэром и скрепленной печатью, исключало возможность каких-либо сомнений в подлинности документа. Соливо, с виду очень спокойный — радость его выдавали лишь торжествующе заблестевшие глаза, — сложил бумагу и сунул в карман.

— Благодарю вас, мой юный друг.

Когда официант подал кофе, ликеры и сигары, Овид достал бумажник, положил его на стол и открыл.

— Насколько я помню, за вами еще числятся долги на сумму в две тысячи франков? — спросил он. — Ну что ж, вот вам деньги. Теперь мы в расчете.

С этими словами Овид протянул юноше две купюры.

— Сударь, — с глубочайшей признательностью воскликнул тот, — назовите же мне имя моего великодушного спасителя.

— Барон Арнольд де Рэйсс, — с улыбкой ответил Овид.

— Я на всю жизнь запомню это имя.

Прошло несколько секунд. Служащий мэрии так и сидел, глядя на зажатые в руке деньги; он явно чем-то был смущен.

— Похоже, вы чем-то озабочены? — произнес Соливо. — Хотите попросить меня о чем-то?

— Ну что ж! Да. Я хотел попросить вас отдать мне те векселя, что вы отобрали у господина Птижана.

— Я сжег их, — ответил Соливо. — Вы должны понимать, что такого рода документы хранить довольно опасно!

Часы на стене пробили два. Овид поднялся.

— Вам пора на работу, — сказал он. — Я же возвращаюсь в Париж. Так что нам теперь придется расстаться. Я вытащил вас из весьма скверной истории. Остерегайтесь впредь попадать в подобные ситуации. Я не буду говорить вам: «Прощайте!» Может быть, в один прекрасный день мы еще встретимся…

— Я был бы просто счастлив!

— Я так же; поэтому говорю: до свидания!

В пять вечера Овид был уже в Париже: слишком поздно, чтобы ехать к Полю Арману в Курбвуа, а появляться в особняке на улице Мурильо у дижонца не было ни малейшего желания. Поэтому визит к «братцу» он отложил на завтра и приказал извозчику ехать на улицу Клиши; там он переоделся, приняв облик барона Арнольда де Рэй-сса.

«Излишние предосторожности никогда не помешают, — размышлял он, — ведь вряд ли можно все предусмотреть. Сейчас у меня нет ни малейших оснований опасаться Аманды: ей ничего неизвестно, а несчастный случай с Люси считается делом рук какого-нибудь вора; но откуда мне знать, как все обернется дальше. Совсем невредно, я думаю, заранее защититься от людей, которые в один прекрасный день могут стать опасны, и запастись грозным оружием против них; если человек заведомо вас боится, навредить он бессилен. Так что поужинаю-ка я сегодня с Амандой».

И Овид отправился на улицу Сент-Оноре, прибыв туда чуть раньше обычного. Поскольку платонический воздыхатель не подавал о себе больше никаких вестей, Аманда полагала, что он решил порвать с ней; поэтому, увидев, что он идет навстречу, она вскрикнула от радости.

— Это вы, друг мой! Наконец-то! — воскликнула она, взяв его под руку и делая вид, будто с трудом удерживается от того, чтобы не броситься ему на шею.

— Вы что же, голубушка, думали, что не увидите меня больше?

— Ваш внезапный отъезд, признаться, выглядел довольно подозрительно, а отсутствие вестей — тем более.

— Пока мы с вами не виделись, я постоянно был в разъездах.

— Если человек по-настоящему любит, это нисколько не мешает ему писать письма.

— Сердце тут вовсе ни при чем. Я был очень занят, к тому же все время мне казалось, что вот-вот удастся вернуться.

— И вот теперь вы здесь. Я прощаю вас, и готова уже все забыть! Поужинаем вместе?

— Надеюсь, да.

Глава 10

Комиссар полиции Буа-Коломб подобрал возле тела Люси кусок лезвия того ножа, которым Овид ударил девушку. Тогда комиссар, казалось бы, не придал своей находке ни малейшего значения, но, будучи человеком незаурядного ума, на самом деле он сразу же оценил по достоинству ее важность. Располагая двумя уликами — номером украденных часов и обломком ножа, — он рассчитывал благодаря хотя бы одной из них выйти на след преступника. Но для того, чтобы нож стал настоящей уликой, необходимо было отыскать вторую его половину, ибо именно на рукоятке могло стоять фабричное клеймо. Место преступления и его окрестности осмотрели еще раз, но никаких результатов это не дало.