Лучше умереть!

— Вы хотели ей о чем-то сообщить?

— Да… А теперь скажу все вам. Вы можете отлучиться на час?

— Разумеется, господин Люсьен, — ответила Жанна, окончательно встревожившись, — я сейчас свободна. Но что это с вами? Вы, похоже, страшно взволнованы…

— Я вам все объясню. Пойдемте в карету…

Карета тронулась. Жанна хотела что-то спросить, но он перебил ее:

— Не здесь, мамаша Лизон. То, о чем мне нужно вам сказать, очень серьезно. Потерпите, пока не приедем ко мне.

Тревога, охватившая Жанну, перешла в ужас; она замолчала и погрузилась в размышления. Зная о том, что произошло между мастерицей и Мэри, она понимала, что речь сейчас наверняка пойдет о Люси, но о чем именно?

Вскоре они наконец оказались одни — в очень скромной квартире. Молодой человек, до сих пор державшийся из последних сил, рухнул на стул и тут же разрыдался. Жанну этот внезапный взрыв отчаяния страшно перепугал.

— Господин Люсьен, — воскликнула она, — ваши слезы — красноречивее всех слов. Ведь речь пойдет о Люси, да? Вы хотели поговорить со мной о ней?

— Да… — ответил Люсьен так тихо, что Жанна поняла это лишь по его кивку.

— Ах! С самого утра, после визита госпожи Арман, я все время чувствовала, что произойдет какое-то несчастье.

Люсьен изумленно посмотрел на Жанну.

— Вы не знаете о том, что госпожа Арман любит вас?

— К сожалению, мне это известно. И уже довольно давно. Но зачем она приходила к Люси?

— Она просто с ума сходит от ревности. И пришла предложить Люси три тысячи франков — а если та захочет, то и больше — за то, чтобы та согласилась уехать, причем не просто из Парижа, а вообще из Франции, и навсегда забыть вас.

— Как она могла! — ошеломленно прошептал Люсьен. — Как она посмела предложить Люси подобную сделку!..

— Посмела. Просила, умоляла. На колени встала, упрашивая спасти ей жизнь: заявила, что, если вы не согласитесь ее полюбить, ей останется только умереть. А Люси возмутилась… Тогда госпожа Арман повела себя совсем иначе и, уходя, заявила, что отомстит ей… А что вы об этом думаете?

— Думаю, что ревность — плохая советчица и что стоит простить того, кто обезумел от любви.

Эта фраза Жанну совсем озадачила.

— Значит, вы нисколько не порицаете госпожу Арман?

— Порицаю, но считаю, что она вполне заслуживает жалости.

— А Люси разве жалости не заслуживает? Или госпожа Арман не ранила ее в самое сердце, не вселила ей в душу ревность и печаль? Если бы вы только видели, в каком она была состоянии — вся в слезах, растерянная, — вы бы поняли, какие муки она испытывает!

— Мне от души жаль ее, мамаша Лизон.

— И только-то?… Господин Люсьен, ваша холодность пугает меня… Боюсь, как бы через пару минут вы не объявили, что больше не любите Люси, что…

— А если так оно и будет? — вдруг перебил ее Люсьен, голос его дрожал.

Разносчица хлеба страшно побледнела.

— Значит, вам приходило такое в голову?

— А если я не должен больше никогда видеться с Люси?

— Ах! Вы, должно быть, шутите! Не видеться с Люси! Это было бы ужасно! Только подумайте о том, Как безумно девочка любит вас! Да она просто умрет! Нет, нет! Вы такого не сделаете!

— А если честь вынуждает меня поступить именно так? Если между нами сейчас стоит непреодолимая преграда?

— Но это же просто невозможно! Вчера не вынуждала, а сегодня уже вынуждает! Или всему виной богатство господина Армана — это из-за него вы голову потеряли?

— Мне открыли глаза на кое-какие факты, и теперь я вынужден поступить так, как велит мне долг.

— Неужели вы собираетесь оскорбить Люси, в чем-то подозревая ее?

— Боже упаси! В чем ее можно подозревать?

— А тогда что же вам о ней сказали? Что выдумали Поль Арман с дочерью? Неужели вы посмеете повторить мне эту постыдную ложь?

— Они вовсе не лгали и ничего не выдумывали. Клянусь вам: преграда, разделяющая теперь нас, непреодолима. Нас с Люси разделяет пролитая кровь!

— Кровь! — повторила Жанна, окаменев от изумления.

— Да… Люси я все так же люблю; может быть, даже больше, чем прежде. Расставаясь с ней, я повинуюсь лишь голосу чести. Увы, честь не позволяет мне жениться на Люси!

— Но почему же, почему вдруг!

— Потому что я не могу жениться на дочери убийцы моего отца!

Жанна вскрикнула и обеими руками схватилась за сердце, словно опасаясь, что оно вот-вот разорвется. Потом пошатнулась.

— Что вы такое сказали? — спросила она вдруг очень отчетливо. — Наверное, я плохо поняла. Вы утверждаете, что Люси — дочь той женщины, которую суд приговорил за убийство вашего отца?

— Да… Она — дочь Жанны Фортье…

— Дочь Жанны Фортье! Ее дочь! Люси — ее дочь!

Жанна буквально рассудка лишилась. И едва не выдала свою тайну. Она уже готова была сказать: «Люси — моя дочь!» Однако довольно быстро опомнилась: вряд ли стоило доверять подобную тайну сыну Жюля Лабру.

— Право, мамаша Лизон, что с вами? — спросил Люсьен; хотя он и знал, как хорошо славная женщина относится к Люси, столь бурная реакция несколько озадачила его.