Лучше умереть!

— Она узнала тебя? — с трудом проговорил Соливо; он очень побледнел, его била дрожь.

— К счастью, нет; но само ее присутствие в Париже представляет для меня самую большую опасность из всех возможных. В один прекрасный день она может узнать меня, и ты представляешь, какой это будет скандал… полный крах…

Овид рассмеялся.

— Но, дружище, раз Жанна Фортье не смогла тебя узнать, значит, она не представляет уже для тебя ни малейшей опасности… Честное слово, ты огорчаешь меня, старина! Ты определенно упал духом! Ну же, не заводись по пустякам и положись на меня. Жанна Фортье в Париже, и ты уверен в этом, потому что видел ее… Имя она, конечно же, сменила?

— Теперь ее зовут Лиз Перрен.

— Где она живет?

— Не знаю, но ее наверняка можно найти через Люси…

— И чем же она занимается?

— Работает разносчицей хлеба.

— Что вынуждает ее с утра до вечера без конца ходить по городу. Ну что ж! Не бойся больше ничего: завтра Жанна Фортье перестанет смущать тебя своим присутствием в Париже.

— Что ты собираешься делать?

— Я — ничего; это ты возьмешь листочек бумажки и лучшими толедскими чернилами напишешь прокурору Республики о том, что некая Жанна Фортье, сбежавшая из клермонской тюрьмы, разгуливает по Парижу под именем Лиз Перрен, и что наверняка ее можно найти или напасть на ее след через дочь Люси, проживающую на набережной Бурбонов, 9. И тебе вовсе не обязательно подписывать послание.

— Исключено! Я не буду ничего писать: если ее арестуют, то сразу же станет известно, что я имею к этому самое непосредственное отношение.

— Откуда?

— От Жоржа Дарье. Я хотел устроить так, чтобы ее арестовали прямо там, в его доме, но он оказался на ее стороне и не позволил мне этого сделать.

Слушая его, Овид с досадой теребил ухо.

— Теперь тебе должно быть ясно, — продолжил миллионер, — что действовать подобным образом мы не можем, это было бы большой ошибкой. Жорж наверняка сразу же заподозрит, что дело нечисто. Люсьен Лабру и так уже верит в невиновность Жанны Фортье и сомневается в том, что Жак Гаро погиб. Адвокат Жорж Дарье придерживается того же мнения. И художник Этьен Кастель думает так же. Все они считают, что Жак Гаро жив, и именно ему-то и следовало бы сидеть в тюрьме вместо Жанны Фортье…

— Хотел бы я знать, с чего эти люди суют нос не в свое дело? — пробормотал Соливо. — Беспрецедентная наглость!

Лже-Арман продолжал:

— Достаточно какого-нибудь пустяка — и все всплывет наружу! Одно неосторожное слово — и все пропало. Полный крах! Да это все равно как если бы корабль затонул по прибытии в порт! С ума сойти можно!

И Поль Арман, словно обезумев, схватился за голову.

— Ну же, успокойся, ну! — сказал Овид. — Еще ничто не потеряно, дружище. Согласен: те ужасы, о которых ты говоришь, вполне могут случиться, но ведь с таким же успехом все может выйти совсем иначе. Да, Жанна может заговорить. Но что она скажет? Согласен: она может узнать тебя, а ты заявишь: «Эта женщина бредит! Жак Гаро умер, его больше нет. А меня зовут Поль Арман! Я могу доказать это…»

— Ну да! — уныло произнес миллионер. — Ты же сам сумел выяснить, что Поль Арман умер в Женеве… Почему же другие не смогут сделать этого? Говорю же тебе: нам грозит страшная опасность! И пока Жанна Фортье жива, опасность будет постоянно расти…

— Значит, ты хочешь, чтобы она умерла? — тихо спросил Соливо.

— Для нас это было бы спасением.

— Подумай хорошенько! Разве преступление не может повлечь за собой куда более страшные последствия, нежели разоблачение? Раз Жорж Дарье и Люси знают, что ты угрожал Жанне Фортье, почему бы им не вообразить, что ты имеешь самое непосредственное отношение к ее внезапной смерти?

— После того что произошло, такая мысль и в самом деле может у них появиться, если речь вдруг пойдет об убийстве…

— А о чем же тогда речь?

— Нужно так все подстроить, чтобы было похоже на несчастный случай, в котором не виноват никто; нам необходимо любой ценой избежать краха, ибо сейчас он, по-моему, просто неотвратим. Подумай: твое благосостояние напрямую зависит от моего. Мой крах станет и твоим. И прощай тогда кругленькая рента!

— Хватит! Не говори глупостей! Теперь нищета была бы для меня просто непереносима! Да я скорее с голоду умру, чем пойду зарабатывать себе в поте лица на хлеб насущный!

— Тогда поставь на карту все. Ну что, решился? Сделаешь все, что нужно?

— Придется!

— Только смотри: никаких ножей и револьверов: это не должно выглядеть как убийство.

— Будь спокоен! Мы хорошенько все замаскируем и так обстряпаем, что получится самый что ни на есть натуральный несчастный случай. Не бойся: я надеюсь, что и на этот раз мне удастся что-нибудь придумать, мы выпутаемся!

Поль Арман вынул бумажник, достал деньги и передал сообщнику — купюры мгновенно перекочевали в карман Соливо; неспешно попивая шартрез, тот спросил:

— Нам еще о чем-то серьезном нужно поговорить?

— Нет, это все…

— Тогда пойду домой. Мне нужно продумать план действий.