Лучше умереть!

«Дорогая, горячо любимая Жанна, вчера я заставил вас представить себе, что в будущем вы и ваши дети станете богаты и счастливы. Теперь же я могу твердо обещать вам и богатство и счастье в самом ближайшем будущем.

Завтра я стану богат — или, по меньшей мере, в моих руках окажется все необходимое для того, чтобы сколотить огромное состояние. Я стану владельцем изобретения, которое принесет огромные деньги, и почти двухсот тысяч франков для его внедрения.

Оставьте ложный стыд, Жанна. Подумайте о детях — они станут мне родными, — и эта мысль придаст вам решимости.

Сегодня вечером я буду ожидать вас на Шарантонском мосту — в одиннадцать, вместе с маленьким Жоржем; я отведу вас в надежное место, откуда мы завтра отправимся за границу — там мы заживем богато и счастливо.

Бросьте без сожалений этот завод, хозяин которого гонит вас; придите к тому, кто вас любит и никогда не бросит.

Если вы не придете, Жанна, не знаю, на какую крайность может подтолкнуть меня отчаяние…

Но вы придете…

Жак Гаро

7 сентября 1861 года».

Черт возьми! — воскликнул художник, закончив читать. — Это же то самое письмо, о котором говорила Жанна, и оно вовсе не погибло в огне! Именно об этом доказательстве своей невиновности она тогда и твердила без конца! И оно было совсем рядом! Несчастная женщина!.. Бесспорно, письмо является доказательством…

Ах! Теперь Жорж, узнав, что он — сын Жанны Фортье, сразу же получит возможность добиться ее полного оправдания; а Люсьен может спокойно жениться на своей возлюбленной — она вполне достойна его!

В этот момент у входной двери раздался звонок, затем кто-то постучал в дверь мастерской.

— Войдите! — сказал Этьен.

Дверь отворилась, на пороге стоял Рауль Дюшмэн.

— Ну наконец-то! — воскликнул художник, бросаясь к нему.

— Всю ночь я был занят… Зато принес хорошие новости.

— Что-то про Овида Соливо?

— Аманда сумела устроить так, что он теперь за решеткой… Я потом расскажу вам эту историю во всех подробностях. А сейчас сообщу то, что не терпит отлагательства.

— Говорите! Ну говорите же скорей! Вы что-то узнали о Поле Армане?

— Поль Арман умер.

— Как! — изумился художник. — Отец Мэри умер?

— Умер вовсе не отец Мэри, а тот человек, имя которого этот негодяй присвоил себе. Настоящий Поль Арман умер в женевской больнице двадцать пять лет назад, а инженер, владеющий теперь заводом в Курбвуа, знаменитый на весь мир миллионер все это время просто скрывался под его именем.

Этьен задрожал от волнения.

— И вы можете это доказать? — спросил он.

Дюшмэн протянул художнику свидетельство о смерти.

— Теперь все сомнения отпадают! — прошептал Этьен. — Предчувствие не обмануло меня… догадки оказались верны! А! Наконец-то ты попался, Жак Гаро!

Он позвонил в колокольчик. Явился лакей.

— Возьмите извозчика. Поезжайте в Курбвуа, на завод Поля Армана. Найдете там господина Люсьена Лабру, скажете, что я прислал вас за ним, и пусть он сразу же, бросив все дела, едет сюда. Если он станет расспрашивать, скажите, что мне нужно сообщить ему нечто чрезвычайно важное…

— Хорошо, сударь.

— Ах, дорогой Рауль, — воскликнул Этьен, пожимая тому руку. — Вы сделали доброе дело и полностью искупили свою вину. Теперь мне предстоит сделать великое дело, и вы станете свидетелем этого.

Рауль плакал от радости.

— Однако нельзя и о себе забывать; сейчас мы с вами пообедаем, ибо, когда приедет Люсьен Лабру, нам сразу же придется уйти… А за обедом вы мне расскажете все, что знаете.

Они прошли в столовую. Дюшмэн во всех подробностях рассказал о событиях прошлой ночи и своем визите во флигель на улице Клиши. Едва они встали из-за стола, как явился Люсьен Лабру.

— Как видите, дорогой художник, — сказал он, — я уже здесь и очень взволнован. Похоже, вы намерены сообщить мне нечто важное.

— Да, причем чрезвычайно важное. Мне известно, кто на самом деле убил вашего отца.

Люсьен сильно побледнел. Губы его дрогнули, но он просто онемел от волнения.

— Да, теперь я все знаю, — продолжал Этьен, — и благодаря вот этому господину, — он указал на Рауля Дюшмэна, — негодяй теперь полностью разоблачен.