Лучше умереть!

— Вот что, мне нужно задать вам еще пару вопросов. Та женщина, которую вы называете мамашей Лизон, никогда не рассказывала вам, кто она? Она так и не назвала вам свое настоящее имя?

— Она сказала мне, что ее зовут Лиз Перрен! — удивленно ответила Люси.

— У нее есть и другое имя… Так что придется вам обратиться в префектуру полиции… Лишь там есть смысл искать теперь вашу подругу…

— Что вы такое говорите! — испуганно воскликнула девушка. — Значит, мамаша Лизон и в самом деле совершила какое-то преступление?

— В этом я не уверен, но двадцать один год назад Лиз Перрен — тогда у нее было совсем другое имя — приговорили к пожизненному заключению; потом она сбежала из клермонской тюрьмы. На самом деле ее зовут Жанна Фортье.

Люси пошатнулась, горестно вскрикнув.

— Моя мама! — произнесла она, ломая руки. — Это была моя мама… моя невинно осужденная мама — сам Люсьен так говорил… моя мама, наказанная за чужие грехи! Ах! Так вот, значит, почему она так трогательно заботилась обо мне! Мама… бедная мама… моя дорогая мама! Они снова арестовали ее, снова посадили в тюрьму… и я не увижу ее больше! Но это же ужасно! Ведь можно, наверное, как-то доказать ее невиновность… спасти ее… вы же адвокат, и сердце у вас доброе: я вижу, у вас слезы на глазах. Умоляю вас, сделайте чудо! Верните мне мою мать!..

В этот момент дверь кабинета распахнулась, и вошли Этьен Кастель, Люсьен Лабру и Рауль Дюшмэн.

— Опекун! — удивленно воскликнул Жорж.

— Люсьен! — прошептала девушка, отшатнувшись в испуге.

Сын Жюля Лабру бросился к ней, обнял, прижал к груди и прошептал на ухо:

— Не все потеряно, Люси! Не надо отчаиваться!

— Она пришла ко мне потому, что Лиз Перрен исчезла… — сказал Жорж.

— Не беспокойтесь, мы отыщем ее… — произнес Этьен.

Люси направилась было к двери.

— Не уходите, прошу вас! — продолжил художник. — Вы должны быть свидетелем того, что произойдет здесь дальше…

— Того, что произойдет здесь дальше? — изумился молодой адвокат.

— Мальчик мой, — взволнованно сказал Этьен, — сегодня тебе исполняется двадцать пять лет. И сегодня мне предстоит исполнить последнюю волю замечательного человека, что опекал тебя, когда ты был ребенком, а затем доверил это мне.

Этьен достал из кармана бумажник, открыл его, вынул оттуда письмо, запечатанное черной печатью, и протянул его Жоржу, сказав:

— Прочти письмо, мальчик. Вслух прочти… а вы, Люси Фортье, слушайте.

Вскрыв конверт, молодой человек прочитал:

«Дорогой Жорж.

В сентябре 1861 года в мой дом в Шеври пришла одна несчастная женщина; с ней был маленький мальчик. Ее преследовала полиция, подозревая в совершении убийства, кражи и поджога. Звали ее Жанна Фортье…

Жанна Фортье жизнью своего ребенка поклялась мне в том, что невиновна. Ее взгляд, голос, лицо убедили меня, что она не лжет. И я поверил ей тогда… да и до сих пор верю…»

— О! Какой добрый человек… — прошептала Люси.

«Но чем она могла защитить себя против стольких улик, казавшихся совершенно бесспорными? Увы, это оказалось невозможно! И правосудие мирское свершилось. Суд присяжных признал Жанну Фортье виновной и приговорил к пожизненному заключению».

Люси закрыла лицо руками.

«Однако ни неопровержимые улики, ни решение суда нисколько не повлияли на мое мнение. Жанна Фортье — не преступница; это мученица, жертва прискорбнейшей судебной ошибки. Желая как-то исправить эту несправедливость, я посоветовал своей сестре усыновить ребенка Жанны. Она так и поступила, дав ему при этом свою фамилию, и он стал Жоржем Дарье».

Жорж, Люси и Люсьен Лабру ахнули в один голос.

— Значит, я… — растерянно пробормотал Жорж, — я сын Жанны Фортье, а Люси… Люси… моя сестра!

И тут же повернулся к девушке, раскрыв объятия.

— Брат! Это мой брат! — воскликнула Люси, бросаясь ему на грудь; Жорж крепко прижал ее к себе.

Остальные трое, глядя на них, плакали, сами того не замечая, но это были слезы радости! Внезапно Жорж выпустил Люси из своих объятий.