Лучше умереть!

Несчастную мать это ранило в самое сердце. Ее сын голоден! Она поспешно сунула руку в карман, надеясь, что там лежит кошелек, в котором оставалось франков двадцать. Напрасные надежды! Кошелек остался в привратницкой. В кармане она нашла лишь шесть су. Малыш повторил:

— Мамочка, я есть хочу…

— Нам еще нужно идти, милый… — ответила госпожа Фортье. Сердце у нее горестно сжалось, в голосе звучали слезы. — Мы обязательно скоро придем в какую-нибудь деревню, и я куплю тебе хлеба и шоколадку…

— Я устал, мамочка… я не могу больше идти.

— Тогда я понесу тебя, милый.

И, взяв Жоржа на руки, Жанна вернулась на дорогу. Так — из последних сил, задыхаясь, — она шла вперед еще час. Потом увидела дома: это была какая-то деревня. Она пошла быстрее. Шагов за сто до первого дома остановилась, чувствуя, что силы оставляют ее, поставила ребенка на ноги: удержать его в онемевших руках она уже не могла.

— Попытайся, дорогой, пройти еще немножко… — сказала она.

Жорж попытался. Натруженные ноги не слушались.

— Подождешь меня здесь, милый? А я схожу куплю тебе чего-нибудь на завтрак… Не испугаешься в лесу?

— Нет, мамочка.

Он лег на покрытую листьями землю, прижимая к груди свою картонную лошадку.

«Сейчас заснет, — подумала Жанна. — Так будет лучше… И не заметит, кроха моя, что меня нет. К тому же я скоро вернусь…»

Жорж уже спал. Госпожа Фортье поспешно — насколько позволяли подгибавшиеся ноги — направилась к деревне. Через каких-нибудь четверть часа она вошла в нее.

Час был ранний, тем не менее лавки уже открывались. Жанну разглядывали с явным любопытством, что ее смутило и встревожило. Она вошла в бакалейную лавку и попросила шоколадку за десять сантимов. Потом зашла к булочнику, где на четыре су купила хлеба. В кармане у нее теперь было пусто.

Прижимая свои скромные покупки, провожаемая любопытными взглядами, она уже знакомой дорогой отправилась назад, в лес. Когда она вернулась, маленький Жорж лежал все так же. Он крепко спал. Жанна села возле него и предалась самым мрачным размышлениям. Мало-помалу усталость взяла верх, она почувствовала, что засыпает, и, распростершись на мягкой земле, тоже закрыла глаза.

Дурные новости, как известно, распространяются чуть ли не со скоростью электрического разряда. События минувшей ночи — пожар на заводе в Альфорвилле, исчезновение Жанны Фортье, прискорбная кончина господина Лабру, павшего от руки убийцы, героическая смерть Жака Гаро, ставшего жертвой собственной преданности делу, — вскоре стали известны всей округе. Госпожа Франсуа, бакалейщица из Альфорвилля, в лавке которой Жанна обычно делала покупки, всем, кому не лень слушать, рассказывала, что «госпожа Фортье, заводская привратница», покупала у нее керосин, «чтобы поджечь завод». Одна из альфорвилльских кумушек, услышав эти россказни, сказала:

— А знаете? Ведь сам прокурор только что приехал на место преступления…

— И что с того?

— Как это что! Вы должны пойти к нему и дать показания. Они же страшно важные.

— Гм! — произнесла в ответ бакалейщица. — Все это меня не касается. Если кому-то интересно, что я что-то знаю, пусть сам приходит сюда и расспрашивает.

Подобным разговором конца и краю не было.

Получив сообщение комиссара полиции, прокурор тотчас отдал необходимые распоряжения и незамедлительно отправился в Альфорвилль в сопровождении следователя, начальника полиции, врача и двух полицейских. Как только они приехали, комиссар ввел их в курс дела. Кассир Рику, рассыльный Давид, кучер и кое-кто из рабочих были вызваны на допрос. Из их ответов явствовало, что, по всей вероятности — и даже почти наверняка, — во всем виновата Жанна Фортье, и только она одна. Всплывшие наружу факты почти бесспорно доказывали ее вину, а бегство лишь усугубляло столь серьезные улики.

После допроса у прокурора кассир Рику поспешил в Шарантон. Оттуда он отправил телеграмму в Сен-Жерве сестре господина Лабру, госпоже Бертэн. Хотя текст и был предельно краток, тем не менее из него становилось ясно, что сына фабриканта, маленького Люсьена, постигло страшное несчастье.

Кассир был человеком лет пятидесяти — сварливым, щепетильным, желчным, мнительным, подозрительным и неуживчивым. Он вообще-то никого не любил, а на долю бедной Жанны Фортье почему-то выпало несчастье вызывать у него особую антипатию. В результате его отношение к ней — хотя он, как ему казалось, исходил из самых лучших побуждений — было исполнено недоброжелательности. Вернувшись на завод, он сразу же явился к следователю.

Тот сказал:

— У меня есть к вам ряд вопросов.

Затем, обращаясь к одному из полицейских, спросил:

— Все осмотрели, как я приказал?

— Да, господин следователь.

— Каков результат?

— Во дворе нашли три бутылки из-под керосина.

— Соблаговолите принести их сюда.

Полицейский пошел за бутылками, нарочно подброшенными Жаком Гаро. Их принесли и поставили на стол перед следователем.

— Господин Рику, — спросил следователь, понюхав горлышко одного из подозрительных сосудов, — узнаете ли вы бутылки? В них Жанна Фортье на ваших глазах разливала керосин, принесенный на завод в исчезнувшем во время пожара бидоне?