Читаем Лучше всех, или Завоевание Палестины. Часть 4. Второзаконие. Поэтическое прочтение полностью

Давечь рано, завтра поздно…" Поглядел пророк на звёзды,

Понял, что в поход пора -

Аморреи ослабели, а евреи задубели,

Возмужала детвора.

Слышит голос: "Полно цугом у горы ходить по кругу,

К северу веди народ,

На Сеире вас боятся, но в войну остерегайся

Ты вступить, наоборот

Отступи, когда в раздоре спор дойдёт до драк и ссоры,

Ибо знай, сей старожил

Чечевицу сеет только в память об ошибке горькой,

Что их предок совершил".

Речь идёт здесь об Исаве и о первородства праве.

Знает, с Книгой кто знаком -

У евреев первородство за похлёбку продаётся

Чечевичную легко.

Младший брат, ума палата, обманул Исава брата

И подсуетился тут,

Кинул брата без безмена. Впредь евреи род, колена

От Иакова ведут.

Сделка та была не чистой и Господь авантюристов

Про Исава вспомнил здесь.

Моисею на землицу, где брат предка поселился,

Приказал пока не лезть.

Милосердие отставьте, много общего, представьте,

Было у родных братьёв,

У Иакова с Исавом: Оба гнать имели право

Всех туземцев с их краёв.

Раньше жили здесь хорреи на Сеире, но евреи

С этих мест согнали их,

Стали жить своим анклавом. Так Господь ещё с Исавом

Отрабатывал блицкриг.

И с Моавом нечто было. Из Гоморры опостылой

Лот бежал, порок кляня,

А попав в другое место докатился до инцеста

С дочерями. Сыновья

Что от дочек и папаши появились — то не страшно,

Главное — продлили род.

Моавиты как семиты, хоть потом и будут биты,

Тоже родственный народ.

Не играет важной роли, кто о чём сказать изволил,

Важен смысл, но здесь в конце

Сей главы неоднократно о себе тех строчек автор

В третьем говорил лице.

Есть сомнение, не скрою: Кто водил его рукою,

Что за серый кардинал?

После смерти Моисея кто пророка одиссею

Под себя переписал?

<p>Глава 3. Моисей в ответе за народ</p></span><span>

За народ, что горе мыкал,

Моисей читал свой стих,

К Господу взывал: «Владыка,

Кто с тобой сравнится ликом,

Силой из богов других?

Ибо кто иной на небе

Мог такое натворить:

По себе свершить молебен,

Свой народ поднять на гребень,

И назад не уронить.

Сила есть — ума не надо,

А добавить к силе ум -

Получите как награду

Землю в собственность у МКАДа.

Площадь Красную и ГУМ

Мы оформили де-юро,

Ибо Бог (In God we trust*)

С чуть масонистым прищуром

Президентом на купюрах

Сам сражается за нас.

Показал рабу, мне лично,

Руку крепкую свою.

В развороте шеи бычьей

Узнаю Твоё величье,

Об одном Тебя молю:

С высоты на край заветный

Я гляжу за Иордан,

Дай войти мне в землю эту

И подошвою штиблеты

Ощутить сей Ханаан,

Дай закончить одиссею».

Вверг Господь его в печаль,

В ханаановской постели

Отказал Бог Моисею

И заставил отвечать

За народ свой похотливый,

Что не очень гнулся ниц,

А ворвавшись в дом громилой

Не нанизывал на вилы,

А насиловал девиц.

По колено плавать мелко,

В чём бы ни случилось плыть.

С Израилем Бог их сделку

Заключил — как Тузик грелку

Разорвать и поделить

Землю ту обетованну.

Иисус Навин — Банзай!

Его верные амбалы

Раскроят как по лекалам

Палестины дивный край.

* In God we trust (англ.) — мы верим в Бога (написано на американских долларах)

<p>Глава 4. Слогом не могу не любоваться</p></span><span>

«Соблюдай постановленья строго,

Выполняй законы, Израиль,

И откроется тебе дорога

В дивный край, завещанный от Бога…» -

Говорил так Иезекииль.

Тот отец левитского закона

В своей Книге всех предупреждал -

«Надо выполнять беспрекословно

Наставления отцов духовных,

Чтоб не есть потом навоз и кал».

(Очень яркий автор, безусловно,

Иезекииль — прекрасный стиль,

Образностью просто нашпигован,

И не одного меня такого

Языком своим он обольстил.

Яша Свердлов, Троцкий и Урицкий

Постигали под его крылом

Суть идеологии бандитской.

До сих пор мы в ереси левитской,

Как заметил Дуглас Рид*, живём,

В исключительности пребываем,

Прикрываясь именем отцов,

Нападаем, грабим, убиваем -

Чем достойно дело продолжаем

Сдвинутых пророков и жрецов).

Ни прибавить нам и ни убавить

Из того, что Иезекииль,

Моисея истинный наставник,

В Пятикнижии, в святом уставе

Под сомненье ставить запретил.

Для времён тех очень человечно

Наставлял он блудных сыновей:

«У Фигора встречу — изувечу,

Ибо всех, кто в ереси замечен,

Иегове больше не еврей.

На земле, где в силу полномочий

Данных Богом вы сорвёте кон,

С правом на владение бессрочным

Празднуйте победу, но не очень -

Соблюдайте Господа закон.

Ибо в этом мудрость ваша, разум

Пред глазами всех иных племён,

Что в благоговения экстазе,

Лишь услышав вас, воскликнут разом -

До чего же сей народ силён,

До чего слова его разумны,

Справедлив любой его указ…»

(Для людей обобранных, разутых

Справедливость — это слишком круто,

И благоговенье не про нас.

Вот стилистика — другое дело.

Крепко выражается народ,

Если, понимаешь, накипело,

Надо бить за дело и без дела,

А кого — народ всегда найдёт).

Десять слов на каменных скрижалях

Дал нам Бог. С горы их вниз принёс

Моисей, чтоб люди уважали

Всех своих, чужих не обижали,

Но и здесь случился перекос.

Всем законам места не хватило

На камнях иль Моисею рук

Не хватило обхватить, что было.

Всё, что выбил Бог своим зубилом

До сих пор хранится наверху.

Всё вместить скрижали не сумели,

Остальное было на словах.

В Вавилоне книжники корпели,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия
«Может, я не доживу…»
«Может, я не доживу…»

Имя Геннадия Шпаликова, поэта, сценариста, неразрывно связано с «оттепелью», тем недолгим, но удивительно свежим дыханием свободы, которая так по-разному отозвалась в искусстве поколения шестидесятников. Стихи он писал всю жизнь, они входили в его сценарии, становились песнями. «Пароход белый-беленький» и песни из кинофильма «Я шагаю по Москве» распевала вся страна. В 1966 году Шпаликов по собственному сценарию снял фильм «Долгая счастливая жизнь», который получил Гран-при на Международном фестивале авторского кино в Бергамо, но в СССР остался незамеченным, как и многие его кинематографические работы. Ни долгой, ни счастливой жизни у Геннадия Шпаликова не получилось, но лучи «нежной безнадежности» и того удивительного ощущения счастья простых вещей по-прежнему светят нам в созданных им текстах.

Геннадий Федорович Шпаликов

Поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия