Лучшее прощение — месть

Великий художник Рембрандт ван Рейн, родившийся 14 июля 1606 года в Лейдене, небольшом городке в нескольких десятках километров от Амстердама, где он скончался в 1669 году, никогда и ни за что не мог бы подумать, что одна из его картин, несомненно, самая неизвестная и нигде не упоминавшаяся, вплоть до начала XIX века, в XX окажется в центре загадочной истории интриг, преступлений и смерти.

Родители Рембрандта, беспокойного молодого человека, старались дать ему классическое образование и направить в свое время в Лейденский университет, но оказалось, что карандаш и кисть художника он предпочитает латинскому или еще какому-то учебному тексту или предмету, к которым он не чувствовал ни малейшей склонности. Родители, родом из простых деревенских мельников, должны были отказаться от честолюбивых планов и уступить действительности.

Их сыну суждено было стать не писателем, а художником, великим художником, одним из величайших художников в истории живописи. Но в далеком XVII веке они не могли еще знать о месте, уготованном Рембрандту в истории искусства и, скрипя сердцем, согласились на его учебу сначала у маэстро Якоба ван Свандербюрха в 1621–1623 годы, а потом в Амстердаме, в ателье Питера Питерсона Ластмана в 1624 году, у которого он пробыл в учениках всего несколько месяцев. Врожденные способности и несомненный талант позволили ему, в восемнадцатилетнем возрасте, открыть в родительском доме в Лейдене собственную студию. А через четыре года, в 1628 году, о нем пишет некто Арент ван Бюхель из Утрехта. Возможно, раздраженный тем, что двадцатидвухлетний художник уже многих заставил лестно говорить о себе, он высказался таким образом: «Много значения придается сыну мельника. Но это преждевременно». Однако слава Рембрандта продолжала шириться и расти, вопреки подобным предсказаниям. Несмотря на то, что его учителями были скромные художники, природный гений Рембрандта проявляется естественно и неудержимо, привлекая к нему внимание Европы.

В конце 1631 года он переезжает в Амстердам и организует новую мастерскую в доме своего компаньона Хендрикса ван Эйленбюрха. В 1634 году женится на его богатой племяннице Саскии.

Растет количество заказов; они поступают отовсюду, и множество учеников собирается вокруг учителя, который вынужден снять большое помещение, чтобы иметь возможность всех разместить и быть к ним поближе.

Обычно у каждого ученика была своя комната, где он жил и работал. Все остальные помещения здесь были отделены друг от друга матерчатыми или картонными перегородками, чтобы, не мешая друг другу, ученики могли писать с натуры.

Именно в этой мастерской, благодаря шалости одного из учеников, и возник у Рембрандта замысел одного из самых спорных шедевров, не свойственных творчеству художника. Почти три столетия этот шедевр пребывал в безвестности. В 1965 году профессор Федерико Дзери, собрав солидную документацию и представив неопровержимые доказательства подлинности картины, прекратил, наконец, все споры по поводу авторства великого голландца. Но продолжим по порядку.

Весной далекого 1635 года один из учеников Рембрандта, как говорится об этом во многих биографиях художника, должен был написать портрет девушки. Неожиданно он решил привести ее в свою комнату. Остальных его товарищей стало мучить болезненное любопытство, и они, молча столпившись, стали наблюдать за ним через щель в стене. Между тем, художник и его модель из-за сильной жары, между шутками и делом, стали потихоньку раздеваться и разделись догола.

В это время Рембрандт, обычно следивший за работой своих учеников, не найдя их в мастерских, очень удивился и стал переходить от комнаты к комнате. Наконец, он нашел их, подглядывавших за своим товарищем. Узнав в чем дело, он также стал следить, прильнул к щели и услышал, как молодой художник сказал, обращаясь к девушке:

— Теперь мы прямо как Адам и Ева в раю, потому что тоже голые.

Разгневанный Рембрандт перебил его:

— Именно потому, что вы это заметили, вы должны покинуть рай!

Непонятная и ужасная ярость охватила его. Он заставил ученика открыть комнату и палкой выгнал оттуда обоих. В какой-то момент он, вероятно, почувствовал себя высшим судией, изгоняющим из рая земного первого мужчину и первую женщину, дерзнувших выказать неповиновение и преступить правила его школы. Он был так взбешен, что оба едва успели накинуть на себя что подвернулось под руку и в страхе убежали. Когда гнев прошел, он рассказал обо всем своей нежной Саскии, и они от души посмеялись. Но уснуть он не мог. Одна и та же сцена, во всех мельчайших и незначительных деталях, постоянно рисовалась в его воображении.