Лучшее прощение — месть

И как только желтый сменился на красный, резко выжал газ и, одновременно нажимая на клаксон, бросил машину вперед. Чудом увернувшись от выехавшего слева автомобиля, под возмущенные гудки водителей он вырвался вперед, оставив БМВ перед светофором в рутинной очереди машин.

Через несколько минут он был уже в баре на виа Рома. Возбужденная Джулия ждала его за одним из столиков.

— Чао, комиссар. Нас ждут опасности?

— Надеюсь, что нет, — ответил Армандо. — Выслушай меня внимательно.

Он рассказал ей о последних событиях и протянул фотографии, дневник Силенти и листок с записями.

Она должна уехать на несколько дней, никому не говоря, куда именно. Он заставил ее пообещать, что она немедленно поедет к своим родственникам в Альбу и будет ждать там его возвращения.

Если в течение пяти дней он не появится, передать все Монтанелли из «Новой газеты» в Милане. Это один из немногих оставшихся в Италии порядочных людей и единственный, кто может довести до конца запутанное и сложное дело Рубироза.

Услышав «если не вернусь», Джулия отчаянно запротестовала и стала настаивать на том, чтобы Армандо взял ее с собой.

Но комиссар был неумолим.

— Послушай, — сказал он, видя, что она готова расплакаться. — Если ты поедешь со мной, я не смогу быть осторожным. Меня будет слишком волновать мысль о твоей безопасности. Я должен буду думать о нас обоих, и это может оказаться роковым для меня.

— Я сама могу позаботиться о себе.

— Не сомневаюсь. Но одна мысль, что с тобой может что-то случиться, измучает меня и не даст действовать собранно и свободно, как это бывает, когда я один. Кроме того, ты помешаешь мне вести дело. Там, куда я иду, — солгал он, — женщин не очень-то принимают.

Скрипя сердцем, Джулия согласилась.

Через некоторое время они уже ужинали у Джулии, молча и без особого аппетита.

Какая-то грусть и тревога владели обоими. Потом они любили друг друга, и она была тиха и нежна, как испуганный ребенок.

Часть третья

Глава 15 Раввин начинает рассказывать

В баре ресторана Бофингер на улице Бастилии, потягивая аперитив из смеси ежевичного ликера и шампанского, комиссар Ришоттани думал о том, что его последнее дело, несмотря на свою сложность, на все темные места, подходит к концу. Дальше — уход на пенсию, дальше — жизнь, посвященная только Джулии.

Он сам не знал, откуда эта уверенность, но инстинкт редко подводил его, и он чувствовал, что раввин из Маре должен обязательно пролить свет на многие стороны дела Рубирозы.

В целом все шло, как надо.

Он взглянул на часы: почти девять. Скоро придет Брокар, и они вместе, заказав большое блюдо устриц, подведут итоги на сегодняшний день.

Глубоко задумавшись он даже не заметил Брокара.

— Me voila, Mr. Risciottani. Comment allez vous?[38]

— Ça va, ça va[39]. Выпьете аперитив?

— А что вы пьете?

— Кир Ройал.

— Согласен. Пусть будет шампанское и ежевичный ликер.

Они подождали, пока бармен принесет аперитив. Потом мэтр проводил их к столу, предварительно заказанному Брокаром и расположенному в удобном уголке возле окна.

Ален сразу же перешел к делу.

— Надеюсь, что за мной не было слежки. Но, во всяком случае, думаю, что надо вести себя так, будто мы и не подозревали о такой возможности. К раввину я приставил надежного человека. Того самого, что передал вам дневник Марио Силенти. Ему я доверяю, ну, а за остальных голову на отсечение не даю. Это очень опытный человек, и при малейшей опасности он тут же включит в действие особую бригаду по борьбе с террористами, Аарона Райхмана я предупредил, что его завтра посетит один мой итальянский коллега, чтобы послушать его мнение о событиях во Франции и Италии и по возможности пролить какой-то свет на нераскрытые преступления.

Он лишь слегка улыбнулся, как если бы ему уже многое было известно, и сказал мне нечто загадочное: «Всегда к вашим услугам. Я всегда готов послужить доброму делу в рамках закона, хотя, по моему глубокому убеждению, Италия могла бы научить всю Европу, как уклоняться от законов».

На мой вопрос, что он имеет ввиду, раввин ответил: «Ничего. Так, размышляю о стране, которая за последние 50 лет идет по пути творческих экспериментов, диалектики, отклонений, дискуссий. О стране, которая считается колыбелью цивилизации».

Я попросил привести какой-нибудь пример.

Он засмеялся: «Какой пример? Их тысячи. Банкиры Господа Бога, Синдона и Калви, Вы ведь знаете, что в Италии все под рукой Божьей и Бог имеет своих банкиров. А если кто-нибудь из них поскользнется под лондонским мостом, это не снимет с них божьей благодати ни до ни после смерти, никогда.

А попытки Моро примирить разные партии? Власть разрушительна для тех, у кого ее нет. А Кракси, требующий уволить журналиста из «Монд»? А это новое их изобретение — раскаяние? Это ведь не что иное как экстраполяция обычного христианского и европейского смягчения наказания виновному, который согласился сотрудничать с правосудием только ради облегчения своего наказания.

Раскаяние кажется мне самым гениальным изобретением итальянского правосудия за последние 10 лет.