Лучшее за год. XXV-II. Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк

Я не мог поговорить с Джанани. В маленьком ателье, где она жила и работала швеей, не было телефона. Я подумывал отправиться в Индию и повидаться с ней. Это было искушением. Я три года не был дома. А потом я мог бы доехать до Ченнаи и повидать Санкарана. Я связался с бюро путешествий…

Но у Провидения были другие планы.

За несколько дней до того, как мне следовало оплатить билет, меня разбудил кошмар. Я сидел в постели в рассветном полумраке, озирался в привычном беспорядке своей спальни и вытирал потные ладони о простыню. Но чудовище, побывавшее в моем сновидении, не исчезло, я ощущал его присутствие — метасознание огромной мощи. Оно, казалось, находилось довольно далеко, что меня удивило. Даже самозарождающиеся метасознания, такие как на митинге в Дели, имели очень малый радиус действия. Я вспомнил, как гудело и жужжало в моих ушах то чудовище, затягивая меня в себя. Тут было нечто похожее, но тише. Оно было поглощено какой–то игрой, как ребенок игрушкой. Только в этой игре я ощущал угрозу.

Я мог бы уйти от этого, но меня удержало боязливое любопытство. Что это за метасознание? Что поглощает все его внимание? Как мог возникнуть столь мощный сверхразум?

Я поспешно оделся, бросился к машине и помчался ему навстречу.

На полпути к Бостону (проехав около десяти миль) я осознал, что оно гораздо дальше, чем я предполагал. Как я мог ощутить его присутствие на таком расстоянии?

Приближаясь, я все более настораживался. Проезжая между высотными зданиями, щурясь от отблесков солнца в окнах, я осознавал, что с подобными метасознаниями мне еще не доводилось встречаться. То, в Красном Форте, было мимолетным и неустойчивым, мощь ему придавало только количество — семнадцать тысяч умов. В этом компонентов оказалось меньше, зато они были сосредоточены, нацелены, как лазерный луч.

Я остановился перед старым кирпичным конторским зданием. Завывали сирены. Как раз когда я выскочил из машины, подкатили автомобили полиции и «скорой помощи», из них высыпали люди в форме. Толпа, собравшаяся перед фасадом здания, уставилась вверх со смесью ужаса и алчного предвкушения. Я прищурился против солнца и увидел в окне седьмого этажа стоящего на подоконнике человека. Он пошатнулся, глянул вниз и прыгнул.

Он падал, как при замедленной съемке, вскинув руки в жесте поражения. Примерно на полпути к земле его разум, пребывавший в трансе, очнулся воплем ужаса. И почти сразу на мостовой расцвел красный цветок, а в плечо одной из глазевших женщин вонзился осколок кости. Толпа завопила, раздвинулась, люди натыкались друг на друга. Кровь забрызгала их одежду. Зажужжала телекамера, полицейский выкрикнул какой–то приказ.

И тут упала следующая, женщина. Ее юбка взметнулась в воздухе, и она разбилась об асфальт, как яичная скорлупа.

Среди криков и смятения я бросился к входной двери, которую заметил чуть в стороне.

Я на лифте поднялся на седьмой этаж. Метасознание все еще удовлетворенно вибрировало. В нем было не более двадцати умов, перевитых и связанных узлами не беспорядочно, а в гармонии и безупречности плетения персидского ковра. Оно было прекрасно и ужасно, и я чувствовал, как жадно оно набросилось на следующую жертву.

Я вошел в коридор с роскошными синими коврами, декорированный стеклом и блестящим металлом. Здесь стоял холод и запах страха. Люди сбились тесной кучкой, испуганно округлив глаза. Несколько полицейских пытались взломать одну из двустворчатых дверей в коридоре. Крупная женщина в красном платье, всплеснув руками, истерически выкрикнула:

— Еще один! Наверняка еще один!

Я застыл, сосредоточившись, пытался успокоиться. Через мое сознание словно прокатилась колонна грузовиков. Я подумал о Санкаране, глубоко вздохнул и сосредоточился на роспуске метасознания. Я скользнул в него, как змея скользит в болоте, не задев ни травинки, и начал распускать его нить за нитью, разум за разумом. Изысканный симметричный узор был творением мастера. Мне было жаль уничтожать такую прекрасную работу.

Оно распалось, словно кто–то повернул выключатель. Я перевел дыхание, колени у меня дрожали. Меня всего трясло, и ручейки пота стекали по лицу. Я и не сознавал, как много сил ушло, чтобы распутать это плетение.

Я бессильно привалился к стене, сдерживая подступающую панику. Между тем истеричная женщина умолкла и ошалело озиралась по сторонам. Из глаз у нее покатились слезы. Дверь внезапно открылась перед полицейскими, и из нее выглянул мужчина с застывшим, как спросонья, лицом. Полицейские оттолкнули его и ворвались в помещение. Из–за стола поднимались люди. Они терли глаза, встряхивали головами, как будто выходя из ступора. В открытое окно лился солнечный свет, осколки стекла на полу сверкали алмазами. Один из встававших взглянул на окно, на полицейских и спросил:

— Что случилось?

Я побрел к лифту; через каждые несколько шагов мне приходилось останавливаться и прислоняться к стене. Вокруг шумели, кричали, суетились, и на меня никто не обратил внимания. Ввалившись в кабину лифта, я сообразил, что только один человек мог создать метасознание такой мощи.