Пока пол сидел в своем кабинете и нюхал бумагу, тщетно пытаясь почуять запах Нанны, Александр стоял перед дверью профессора Ринкель и не осмеливался постучать. Мимо прошли двое мужчин и посмотрели на него долгим взглядом, который показался Александру злым и жадным до пикантных новостей. Это заставило его поднять руку и постучать. Из кабинета раздался голос: «Войдите», он открыл дверь и быстро вошел в кабинет. Когда он закрывал дверь, ему показалось, что из коридора доносится смех. «Запри», — приказала Эдит Ринкель, и Александр немедленно повиновался.
Она сидела за письменным столом, склонившись над книгой, палец скользил по строчкам, он видел ее профиль. Из окна на нее падал свет. Он заметил волосы над ее верхней губой, нет, не волосы, но множество темных пушинок, как на плоде киви. Ему это нравилось. Она повернулась к нему, и усики стали совершенно невидимыми, как ни приглядывайся. Он сомневался, не показалось ли ему это. Ведь Эдит Ринкель — само совершенство. Волосы уложены очень аккуратно с прямым как стрела пробором. А если приблизиться к стрелкам на ее брюках, то можно порезаться. Ногти у нее заостренные, довольно длинные, без лака, ровные и блестящие. Но вот он заметил: кожа вокруг ее глаз смуглая, как бывает только у темноволосых людей, и в этом цвете есть что-то сексуальное, такое сексуальное, что она стала казаться менее пугающей, может быть, более человечной. И очень привлекательной.
Но он продолжал стоять около дверей, руки его безвольно болтались вдоль тела, а между ног колотился страх. Эдит Ринкель поднялась, закрыла занавески и подошла к нему. Она начала раздевать его, нетерпеливо и беспорядочно, как ребенок, сдирающий обертку с рождественского подарка, но это единственное, что в ней было от ребенка. Потому что ребенком был он, а она — взрослая. Она возвышалась над ним, хотя он значительно превосходил ее ростом. Он пытался обнять ее, но она выскальзывала, продолжая его раздевать. Александр протянул руку, чтобы расстегнуть ее блузку, но она отмахнулась. Только когда он стоял перед ней полностью обнаженным, она медленно начала снимать с себя одежду, вылезла из персиково-черных туфель, осторожно отставила их в сторону и позволила студенту обнять себя.
Они занимались быстрым ненасытным сексом на толстом персидском ковре. Ни для одного из них это не стало сексуальным откровением, но оба более или менее были удовлетворены.
— На какие курсы ты записался в этом семестре? — спросила Ринкель потом, уже одевшись. Она сидела за столом, выпрямив спину, и на лице ее не было ни тени того наслаждения, которое она, несмотря ни на что, недавно испытала.
— ФУТЛИНГ 1100, — ответил Александр. Он лежал на спине на ковре, обнаженный, с руками под головой, демонстрируя уверенность в себе и больше не испытывая никакого страха.
— Так, экзамена нет, только реферат. Я позабочусь… — начала Ринкель, но остановилась. — Ты придешь в пятницу?
— Еще бы не прийти, — ухмыльнулся Александр. — Да, как минимум дважды.
Но Ринкель не улыбнулась, только почти незаметно подняла брови, отвела от него глаза и начала перебирать стопку бумаг.
Александр полежал еще какое-то время. Ринкель, казалось, была полностью поглощена работой. Внезапно Александр, вытянувшийся голышом на ковре, почувствовал себя идиотом. Он начал стыдиться собственных желаний и сексуального аппетита. Она — пожилая женщина. Она в два раза старше него! Полная пожилая профессорша. Он поднялся и стал одеваться, не произнося ни слова. «Пятница», — повторила Ринкель с вопросительной интонацией, не поднимая глаз. Он отрицательно покачал головой и ощутил себя еще более смешным, потому что понял, что ему очень хочется прийти. «Да», — произнес он.
Если бы он не был так поглощен осознанием собственной глупости, он бы заметил, что Ринкель и не думала читать лежавшие перед ней бумаги, она просто бесцельно перебирала их. Он открыл дверь и покинул ее, полный стыда и злости, в страхе, что кто-нибудь может его заметить. И он знал, что вернется.
Когда в четверг Пол Бентсен, переполненный надеждами и ожиданиями, пришел в Блиндерн, он узнал, что Нанна уехала на семинар в Стокгольм.
— Да, она уехала вчера вечером, — сказал Гуннар Вик, немного сутулый симпатичный синтаксист, обожающий галстуки с фигурным рисунком и яркие рубашки. — А что?
— Да нет, ничего, — ответил Пол и захлопнул за собой дверь с таким грохотом, что Гуннар Вик вздрогнул.
Ее не будет целую неделю. Нанна. Она снилась ему ночами, а днем он все время думал о ней. Голова его была почти полностью занята Нанной, до такой степени, что он плохо спал (чего никогда не случалось раньше), потерял аппетит (тоже новый феномен в жизни Пола), и даже не открывал таблицы сильных глаголов в «Excel».