Лучшие Парни

— Но если бы я смогла сдать квалификационные экзамены, им пришлось бы хотя бы задуматься об этом.

— Я не имею в виду, что они тебя не пустят. Я говорю, что они даже не позволят тебе это проверить. Общество еще не готово к таким шагам, девочка моя.

— Но, если они не будут знать, что это я? Что, если…? — Я взмахиваю рукой. — Что, если я войду, как мальчик?

Он хихикает.

— Именно отсутствие общепринятых ограничений сделало бы тебя великим ученым. — Он похлопывает меня по щеке и смеется. — И если бы кто-то смог бы это сделать, то я голосовал бы за тебя. Но это не сработает. Они проверяют каждое имя, каждую семью, каждую деталь жизни кандидата — как следует — прежде, чем позволить им сдать экзамены.

Мои пальцы опускаются на письмо Лабиринта одновременно с взглядом.

— Если бы не было иного теста, я смогла бы войти.

Он кладет руки мне на голову и фыркает прежде, чем прижать уши и отпустить.

— Ты — особый вид, девочка моя. Странная и пугающая красота ума, — он целует меня в лоб и снова гладит меня по щеке. Затем быстро моргает и пытается прочистить горло. — Но мне нужно проведать твою маму. — Он бросает взгляд на клетку Леди и с тяжелым вздохом направляется к лестнице.

Я смотрю ему вслед.

Он достигает верхней ступеньки, когда я тихо спрашиваю:

— Ты думаешь, ей становится хуже? Я имею в виду маму.

Он снова откашливается, но не отвечает — и не нужно. Его сутулые плечи и усталая походка говорят за него. Он поднимается по лестнице и не оборачивается, не оглядывается, и что-то мне подсказывает, что если бы он это сделал, его лицо было бы мокрым. Я оставляю его наедине с его достоинством и смотрю, как он медленно поднимается по ступенькам, а мое лицо увлажняется горькими слезами.

Когда он уходит, я возвращаюсь к письму Лабиринта и стою, постукивая по нему целых три минуты.

«Вам, мисс Теллур, повезло. Не у всех есть такая возможность. Я думаю, из этого выйдет что-нибудь хорошее».

Я трясу головой и снова проверяю письмо.

«Все персоны…»

Я беру ножницы для резки костей и четыре раза переворачиваю их в руках.

Затем сжимаю зубы и подношу их к своей ослабленной гуле. И делаю надрез. Затем еще.

И вижу, как мои локоны начинают падать на землю.

Глава 11

Утро осеннего равноденствия начинается не с обычной суеты скрипящих повозок, а с пронзительного петушиного крика, проникающего сквозь стекло моего окна.

Миссис Менч назвала бы это предзнаменованием. Знак того, что на горизонте снова появилась смерть.

Я щурюсь. Конечно, это так — смерть наступает каждый день. И все же, неприятная дрожь пробегает по моей коже.

Я закрываю глаза и позволяю тусклому серому свету проникать сквозь грязные окна, падать на мои веки и тонкое потертое одеяло, обернутое вокруг меня, ожидая золотых лучей с их теплой смелостью. Но вместо этого раздается стук по крыше прямо над моей головой, и я открываю один глаз, смотрю на стекло и убеждаюсь, что начался дождь. Еще один плохой знак. Я снова вздрагиваю и прячу голову под одеяло, пока тихий скрип половицы не выдергивает меня из-под него.

— Рен, — шипит кто-то.

В ногах моей кровати стоит призрак, окутанный тенью.

— Ты не спишь? — шепчет голос.

Я всматриваюсь в серую мглу и прикусываю себе язык, когда в поле зрения появляются очертания носа и подбородка Селени.

О, именем Калдона…

— Что ты здесь делаешь, Сел?

— Подвинься, пока я не замерзла насмерть, — она толкает меня, чтобы примоститься рядом. Я вскрикиваю. Ее тело настолько холодное и влажное, что к тому времени, как она устраивается среди одеял, я замерзаю.

— Прости, — бормочет она, скручиваясь, чтобы не дрожать под одеялом. — На улице холодно, а я почти не спала прошлой ночью. Куда ты делась? Ты бросила меня на произвол судьбы! Кроме того, я попробовала один из ваших тортов на кухне — они прекрасны и все еще теплые. Хорошая работа.

— Я ходила в паб Соу, — я тру глаза и думаю, как выглядит город после прошлой ночи.

— К Соу? — она хмурится. — Ты ушла с моей вечеринки в паб? Неудивительно, что Винсент с отцом поехали проведать тебя. Ты могла пострадать просто от общения с этими ребятами! Я слышала, были беспорядки! Это все, о чем говорили мужчины после твоего ухода.

— Все было хорошо. Лют проводил меня домой…

— Лют? — она поднимает голову и смотрит на меня в темноте. — Лют Уилкес? Проводил тебя домой?

Я не отвечаю.

— И?

— Что, и?

Она усмехается и бьет меня по руке.

— Рен Теллур, признайся, что ты влюблена в Люта с десяти лет. А вчера я видела, как ты покраснела — что не так? Винсент знает?

— Все не так. Он просто хотел убедиться, что я благополучно добралась домой. И он делал это ради моих родителей. Так что я, правда, не понимаю, какое отношение это имеет к Винсенту.

Она смеется и переходит на легкомысленный тон.

— Хм, может, такое, что Винсент продолжает намекать, что собирается ухаживать за тобой? Или потому — как я уже упоминала — что ты сохнешь по Люту целую вечность.

— Я не сохну. Мы почти не разговариваем.