— А не врешь ли ты мне? Потому что лжецы попадают прямиком в преисподнюю, а мне бы не хотелось, чтобы ты провела вечность с Жерменом и Рубино, — карие глаза Селени пристально смотрят на меня, вынуждая снова возразить.
Прекрасно. Я откашливаюсь.
— Он просто проводил меня домой, потому что он порядочный. Я могу находить его приятным или нет, в этом нет никакой разницы, потому что он не испытывает того же.
Она тихо вскрикивает.
— Я знала, что он тебе нравится! Хотя… — она поворачивается ко мне. — А как же Винсент? Я слышала, прошлой ночью он пытался поцеловать тебя.
У меня во рту пересохло.
— Пытался.
Она снова хихикает и вздыхает.
— Богатый мальчик преследует тебя, а твое сердце принадлежит бедному. Это поэзия Тиннинга, вот что это такое, — она кладет руку на лоб. — Я бы хотела, чтобы Берилл поцеловал меня. А потом мы бы поженились…
Я закатываю глаза. Фу.
— Если ты пришла на рассвете, чтобы поговорить об этом, я тебя вышвырну. А потом расскажу Бериллу, что ты набиваешь ватой лиф своего корсета.
Она вскакивает.
— Ты не сделаешь этого! Я умру! Поклянись, что не сделаешь!
— Тогда держи свои фантазии о Берилле при себе. Так чего ты хочешь?
Ее настроение серьезнеет.
— На самом деле, речь о Берилле. Рен, я боюсь за него. То, что Жермен и Рубин говорили перед всеми… — она понижает голос. — Я знаю, что состязание в лабиринте, такая же игра ума, как и все остальные, но что, если они говорили всерьез? Что, если они на самом деле собираются вышибить мозги другим игрокам? Ну, знаешь, фигурально выражаясь.
— Подозреваю, они попытаются.
— Стоп, ты так считаешь? — ее голос срывается, когда она приближает свое лицо к моему. — Почему? Что ты знаешь? Потому что, когда я заговорила об этом с Бериллом, он отмахнулся. Но он нервничает — видела бы ты, как он играл с компанией в дартс после твоего ухода. Я думала, что, он пострадает первым, я просто уверена.
Хорошо, что еще темно, и она не видит моего лица. Бедный Берилл. И все же… наверное, ей стоит волноваться. Мы все должны. Не только Берилл может получить травму. Все могут. Каждый из нас. И я в том числе.
Мои мысли замирают.
Я.
Потому что я буду рядом с ними.
Селени отстраняется и смотрит сквозь полумрак.
— Ты ничего не говоришь, а значит, не уверена, что с Бериллом все будет в порядке!
Я снова провожу рукой по лицу, потому что не знаю, что сказать ей. Мне нужно доставить торт и вовремя вернуться, чтобы успеть подготовиться. Мне нужно найти мужскую одежду. И выяснить, что на уме у Жермена, потому что она права, Жермен — недотепа, а Берилл — в опасности, как и я, и Уилл, и Сэм. Я тщательно подбираю слова.
— Я не знаю, что задумали Жермен и Рубин, но я подслушала, как они говорили о том, чтобы убрать конкурентов не самым лучшим способом.
Она хватает меня за плечо.
— Я так и знала. Что именно ты слышала?
— Ничего, кроме этого. Но мы предупредим их. Берилл и остальные не дураки — знают, что делать. — Я сжимаю ее руку, пока мои мысли мчатся вперед, к тому, что нам нужно сделать. Каким образом Жермен может навредить соперникам и Холму — но так, чтобы Холм ничего не заподозрил?
Из ее горла вырывается сдавленный звук.
— Я презираю Жермена и его друзей.
— Я тоже. Но все будет хорошо, — обещаю я. И я не шучу.
Она замолкает, держа меня за руку, только нервно постукивает пальцами по животу. Я слушаю и, наблюдая, как комната постепенно светлеет вместе с пасмурным дождливым небом, думаю о приготовлениях. Мне нужна не только мужская одежда, но и способ замаскировать лицо. И могу ли я что-нибудь взять с собой? Я хмурюсь. Ежегодно, по крайней мере, один человек пытается протащить с собой клинок или деньги, и ежегодно такой человек вылетает обратно через гигантскую изгородь и приземляется в толпу.
Из-за чего возникает вопрос о планах Жермена и вариантах его воплощения, если они ничего не смогут пронести с собой.
Кроме того, возникает вопрос, не опознает ли Лабиринт во мне девушку и не вышвырнет ли меня за ворота. Так же, как и с другими вещами, которые запрещены.
У меня сжимается желудок. Об этом я не подумала. Что, если у Холма есть возможность узнать это?
Удар грома сотрясает оконное стекло и заставляет нас с Селени подпрыгнуть. Я перекатываюсь к окну, чтобы посмотреть, насколько все плохо и не сгорел ли город дотла прошлой ночью. Нет. Все по-прежнему, только намного лучше.
Я вздыхаю и принимаю сидячую позу. Мне нужно доставить пирог. Смотрю на Сел.
— Мне нужно разнести пироги, а потом я буду…
Она поднимает руку.
— Стоп. Какого рожна? Поверни голову.
Я поднимаю бровь и поворачиваюсь только, чтобы услышать ее визг.
— Что ты наделала?
Моя рука поднимается, чтобы коснуться локонов, которые теперь едва ли длиннее моих ушей. Я забыла. Я отворачиваюсь, словно могу это скрыть.
— Ничего. Я остригла их и все.
— Ты не просто остригла их — ты их убила!
— Ш-ш-ш! Мама с папой услышат…
— Но зачем? — снова визжит она, поднимаясь на колени. — О чем ты только думала? То есть, ты видела их? Ты выглядишь… выглядишь… — ее испуганный взгляд перемещается с моих волос на лицо и обратно на волосы. — Как…
— Надеюсь, как мальчишка.