Лучшие романы

Когда зажглась шестая звезда, он был уже близко к зияющей глотке коридора. Изо всех сил рванулся – прочь от света, выбежал в проход, свернул за угол, снова в абсолютную ночь, и оказался в толпе таких же невидимых беглецов. Его отбросили в сторону, он откатился, вскочил на ноги. У всех здесь была одна мысль – как выбраться из этой схватки. Он толкался локтями, пробиваясь вперед, бежал, когда удавалось, и, наконец, вырвался на свободу.

Несколько минут он бежал в темноте по извилистому проходу, пересек какое-то широкое открытое пространство и оказался у лестничного марша, ведущего на ровную площадку. Люди, собравшиеся здесь, кричали: «Они приближаются! Стражники близко! Они стреляют! Уходите отсюда! Они стреляют! Безопаснее всего на Седьмом пути! Все на Седьмой путь!» В толпе было много женщин и детей.

Люди ринулись под арку и выбежали на открытое, тускло освещенное место. Темные фигуры впереди взбирались на какие-то огромные ступеньки. Грэм последовал за ними. Люди рассеялись, кто вправо, кто влево… Он остановился возле самой высокой ступеньки. Здесь стояли несколько сидений и небольшой киоск. Грэм подошел к нему и, задыхаясь, остановился в тени навеса.

Все вокруг было смутно и серо, но он понял, что огромные ступени – это платформы движущихся дорог, застывшие теперь в неподвижности. Платформа была с закруглениями на концах; за ней поднимались высокие дома, гигантские туманные призраки; пестрели едва различимые надписи и рекламы, и только далеко вверху сквозь фермы и тросы виднелась узкая полоска бледного неба. Несколько человек пробежали мимо. Они перекликались, из их слов было понятно, что они спешат на помощь к сражающимся. Другие люди тихо крались в тени домов.

Издалека, с другого конца улицы, доносился гул боя. Но это явно была не та улица, на которой стоял театр. Та схватка, казалось, внезапно ушла в небытие, и звука ее не было слышно. А ведь сражались-то из-за него…

Он чувствовал себя человеком, который, оторвавшись от увлекательной книги, вдруг засомневался в прочитанном, поначалу принятом на веру. Прежде он обращал мало внимания на детали – все вытесняло изумление. Удивительно, однако, что в то время как побег из тюрьмы Совета, огромная толпа в зале театра, атака красной полиции на собравшийся народ ясно сохранились в памяти, ему стоило больших усилий припомнить пробуждение или дни в Комнатах Безмолвия. Поначалу память перепрыгивала через эти эпизоды и возвращала его к трепещущему под ветром водопаду в Пентаргене, к мрачному величию залитого солнцем побережья Корнуолла. По контрасту все казалось нереальным. Наконец брешь между воспоминаниями заполнилась, и Грэм начал понимать свое истинное положение.

Теперь оно не казалось абсолютной загадкой, как было в Комнатах Безмолвия. По крайней мере, появились общие очертания. Странная картина: он в некотором роде владел всем миром, и могущественные политические партии сражались за обладание им. С одной стороны был Совет с его красной полицией, который, похоже, решил завладеть его собственностью, а его самого, по-видимому, умертвить; с другой – освободившие его революционеры во главе с таинственным Острогом. И теперь весь гигантский город сотрясается от этой борьбы. Безумный мир!

– Я не понимаю! – закричал Грэм. – Я не понимаю!

Ну, хорошо, он проскользнул между двумя воюющими партиями в эту сумеречную свободу. Но что же будет дальше? И что происходит сейчас? Он представил себе, как люди в красном теснят одетых в черное революционеров и повсюду ищут его.

Во всяком случае, сейчас выпала передышка. Можно спрятаться, не вызывая подозрений у встречных, и понаблюдать, как будут развиваться события. Его глаза пробежали вверх по замысловатым сумеречным фасадам необозримых зданий – казалось чудом, что где-то есть солнце, по старинке заливающее мир своим светом. Он уже отдышался, и намокшая в снегу одежда высохла.