Лучшие романы

– Чертовски темно, – неожиданно сказал старик. – Темно и скверно. Дернуло же меня выйти из дому в такое неспокойное время.

– Да, нелегкое это дело, – отважился заметить Грэм. – Нелегко вам пришлось.

– Темнота. И старик, затерянный в темноте. Весь мир сошел с ума. Воюют, дерутся. Полиция побила их, и теперь эти мошенники болтаются здесь. Почему не вызовут негров, чтобы защитить нас?.. Нет, хватит с меня этих темных улиц. Я упал, споткнувшись о мертвеца. В компании, однако, безопасней, если это приличная компания, – продолжал старик, откровенно рассматривая Грэма.

Поднялся, подошел вплотную. По-видимому, осмотр удовлетворил его. Старик уселся, явно обрадованный, и объявил:

– Эх, что за ужасное время! Война и драка, и валяются мертвецы – мужчины, здоровенные мужчины умирают в темноте. Наши сыновья! У меня самого три сына. Бог знает, где они этой ночью, – голос у старика сорвался. Затем он хрипло повторил: – Бог знает, где они нынче…

Грэм думал, о чем бы спросить, не выдавая своего невежества. Старик заговорил снова:

– Острог победит. Он победит. Но каким станет мир при его правлении – этого никто не может сказать. Все три моих сына работают там, под ветродвигателями. И одна моя сноха когда-то была его любовницей. Его любовницей! Да, мы не из простых, хотя мне и пришлось в эту ночь бродить по улицам, рискуя жизнью… Я-то знал, к чему все идет. Намного раньше других. Но эта темнота! Подумать только: свалиться в темноте, споткнувшись о труп!

Было слышно его сдавленное дыхание.

– Этот Острог… – сказал Грэм.

– Величайший вождь, которого только видел мир, – ответил голос.

Грэм напрягся, пытаясь найти подходящую реплику.

– У Совета мало друзей среди народа, – сказал он наугад.

– Да, мало. Все затеяла беднота. Так что их время кончилось. Эх! Надо было им вести себя поумнее. Но они два раза побеждали на выборах. И Острог… Но теперь все вырвалось наружу, и они не устоят, нет, не устоят. Дважды они провалили Острога – это Острога-то, вождя! Я слышал, что он тогда пришел в бешенство – он был ужасен. Господи, спаси их и помилуй! Ведь ничто им теперь не поможет, когда он поднял против них рабочие союзы. Никто другой на это не отважился бы. Вся синяя холстина вооружилась и выступила! И теперь он победит. Теперь победит.

Старик немного помолчал.

– Этот Спящий… – проговорил он и снова умолк.

– Да? – откликнулся Грэм. – Что Спящий?

Старик перешел на доверительный шепот, бледное лицо придвинулось ближе.

– Настоящий-то Спящий…

– Ну?

– Умер много лет назад.

– Что? – переспросил Грэм.

– Много лет назад. Умер. Уже давно.

– Как вы можете так говорить?

– Я могу. Я знаю, что говорю. Он умер. Этот Спящий, который теперь проснулся, – им подменили ночью настоящего… Бедняк какой-то, одурманенный до бесчувствия. Но я не могу сказать всего, что знаю… – Он еще некоторое время бормотал нечто непонятное. Но великий секрет рвался наружу. – Я не знаю людей, которые усыпили беднягу, это было еще до меня, но знаю человека, который впрыснул ему стимуляторы и разбудил. Это было десять к одному – разбудить или убить. Видна рука Острога.

Грэм был так изумлен, что вынужден был прерывать старика и несколько раз переспрашивать, прежде чем удостоверился в смысле его бормотанья. Значит, пробуждение не было естественным! Может быть, старик выжил из ума, а может, в его словах была доля правды. Покопавшись в закоулках памяти, он вдруг припомнил что-то подходящее, что могло послужить ощущением от стимулирующего укола. Грэм подумал, что наконец ему повезло и он сможет узнать у старика кое-что об этом новом мире. Тот некоторое время сипел и сплевывал, затем продолжил задумчивым голосом:

– Сначала они провалили его. Я проследил, как это все было.

– Провалили кого? – спросил Грэм. – Спящего?

– Спящего? Ну нет! Острога. Он был ужасен – ужасен! Ему, конечно, обещали… обещали избрание в следующий раз. Глупцы – не побоялись его. А теперь весь город – его мельничный жернов, а такие, как мы с вами, – мука. Просто мука. Пока он не восстановит порядок, рабочие будут резать друг другу глотки и убивать всяких там китайцев и полицейских, но нас, пожалуй, не тронут. Что творится! Мертвые валяются на улицах! Грабеж! Мрак! Такого за последний гросс лет не случалось. Ох, худо приходится маленьким людям, когда большие дерутся! Да, худо.

– Вы сказали… не было такого… за последний гросс лет? Чего не было?

– А? – переспросил старик.

Он пожаловался, что Грэм глотает слова, и заставил трижды повторить вопрос, прежде чем ответил:

– Ну, боев на улицах не было, резни, оружия у всех в руках, дураков, кричащих о свободе… Ни разу за всю мою жизнь такого не было. В старые-то времена такое бывало – к примеру, в Париже народ восстал три гросса лет назад. Вот что я имел в виду. Но так уж устроен мир. Все повторяется. Я знаю. Я знаю. Пять лет Острог не покладал рук – и вот повсюду волнения, и голод, и угрозы, и крики, и оружие. Повсюду синяя холстина и ропот. Нет безопасности. Все рушится и расползается. И вот куда мы теперь угодили! Восстание, бои повсюду – и Совету приходит конец.