Лучшие стихи

И вызов.

Парни с поднятыми воротниками

Парни с поднятыми воротниками,

в куртках кожаных,

в брюках-джинсах.

Ох, какими словами

                           вас ругают!

И все время удивляются:

                                 живы?!

О проблеме вашей спорят журнальчики —

предлагают убеждать,

                             разъяснять…

Ничего про это дело

                            вы

                               не знаете.

Да и в общем-то

не хотите знать…

Равнодушно

                меняются

                             столицы —

я немало повидал их, —

и везде,

посреди любой столицы

                                 вы стоите

будто памятник

обманутой мечте.

Манекенами

                к витринам приникшие,

каждый вечер —

проверяй по часам —

вы уже примелькались всем,

                                      как нищие.

Что подать вам?

Я не знаю сам.

Завлекают вас

                   ковбоями и твистами, —

вам давно уже

поднадоел твист.

Вы покуриваете

и посвистываете,

независимый делаете вид.

Может,

         девочек ждете?

Да навряд ли!

Вон их сколько —

                         целые стада.

Ходят около —

юные,

нарядные…

Так чего ж вы ожидаете тогда?!.

Я не знаю – почему,

но мне кажется:

вы попали

              в нечестную игру.

Вам история назначила —

каждому —

по свиданию

                 на этом углу.

Обещала показать

                        самое гордое —

мир

без позолоченного зла!

Наврала,

наговорила с три короба.

А на эти свиданья

не пришла…

Идиотская,

               неумная шутка!

Но история

думает

свое…

И с тех пор

неторопливо и жутко

все вы ждете,

все ждете ее.

Вдруг покажется,

                      вдруг покается,

вдруг избавит от запойной тоски!..

Вы стоите на углу,

покачиваясь,

вызывающе подняв воротники…

А она проходит мимо —

история, —

раздавая

           трехгрошовые истины…

Вы постойте, парни.

Постойте!

Может быть,

                 чего-нибудь

                                 и выстоите.

Гинзберг (из статьи «Западнее Атлантики»)

…Мне сказали:

– Сегодня поедем на вечер поэзии… Будет интересно… Сам Аллен Гинзберг обещал выступить…

– А где это? – спросил я. – В каком помещении?..

– Не знаю… – ответил переводчик. – У меня есть только адрес… В семь часов надо быть там…

Табличка с номером нужного нам дома была привинчена к церковной ограде. Сама церковь – затемненная, уходящая ввысь, – по моему разумению, наверняка не подходила для того, чтобы в ней мог состояться вечер поэзии. Тем более, если будет выступать Аллен Гинзберг («Лохматый битник…», «Неистовая немытость…», «Поэт протеста и порока…» – это еще самые мягкие эпитеты, которыми награждают Гинзберга американские литературные обозреватели)… Переводчик тоже растерялся. Он вертел в руках бумажку с адресом и явно не знал, как нам быть дальше… По тротуару зацокали каблуки. Стайка девиц вынырнула из-за угла и направилась к большим церковным ворота, около которых стояли мы…

– На вечер поэзии? – спросил переводчик.

– Нет, на бой быков!.. – хихикнули девицы и вошли в ворота. Мы направились за ними…

Первое, что я увидел, войдя в церковь, – огромный черный крест на фоне абсолютно белой стены. Под крестом – трибуна… За ней стоял худощавый негр и, размахивая руками, читал стихи. Стихи были с рефреном. Подходя к нему, негр кричал залу:

– А теперь все вместе!.. – и начинал первым: – Днем здесь – бог, а вечером – черти!!

Зал ликующе подхватывал: «Бог, а вечером – черти!..»

– Громче!.. – гудело с трибуны…

– а… вечером – черти!..

– Еще громче!..

– …вечером черти!..

– …черти!..

– Черти! Черти! Черти!..

Я стал оглядывать «чертей». Они сидели на скамейках и на цементном полу. Они стояли, прислонившись к тяжелым колоннам. Они толпились у расцвеченной огнями стойки бара и неторопливо потягивали пиво из жестяных банок…

– Днем здесь – бог, а вечером – черти!..

Две юные симпатичные «ведьмочки» курят, закрыв глаза от удовольствия. К запаху табачного дыма примешивается еще какой-то запах, незнакомый мне. «Сигареты с начинкой, – шепчет переводчик, – марихуана…»

– Днем здесь – бог, а вечером – черти!..

Довольно много каких-то бесполых личностей. Ну вот это, например, кто? Парень? Девушка? Накрашенные губы, подведенные глаза и… аккуратная «мушкетерская» бородка. Силен!.. Или вот – существо, у которого черты лица начисто смазаны. Их нет просто. Да еще отсутствует шевелюра. Так что не сразу поймешь, где у существа лицо, а где затылок… А в углу у дверей сидит девчонка в красных брючках и малиновой кофте. Она улыбается. Судя по этой улыбке, стихов девчонка не слышит. А слышит что-то другое. Свое. Собственное. То, что сейчас звучит у нее внутри. В душе. Очень нежно звучит, еле различимо. И от этого хочется улыбаться. Просто так сидеть и улыбаться…

– Днем здесь – бог, а вечером – черти!

…Фыркая кофеваркой и позванивая бокалами, выдерживал осаду церковный бар. Под высоким сводчатым потолком клубился табачный дым. Казалось, что это собираются тучи и сейчас должен пойти дождь… Стукнула входная дверь. Переводчик тронул меня за плечо и сказал только одно слово: «Гинзберг…» Я оглянулся. Приземистый парень в мешковатом коричневом свитере продирался сквозь толпу. Он был заросшим, как непрополотое поле. Как тайга. И чем-то походил на льва. Причем на льва, успевшего изрядно «хлебнуть» за обедом. Грубый свитер, казалось, был естественным продолжением мощной бороды… Вокруг зашелестело: «Гинзберг пришел… Гинзберг… Гинзберг…» Наверное, Аллену сказали сразу, что на вечере присутствует гость из Москвы. Потому что очень скоро он подошел ко мне…