– Матерь божья! – охнула экономка, закашлявшись.
– Да нет, это ваша потрясающая женщина, державшая в страхе всю семью, – пытаясь развеять ладонью дым перед лицом, просипела я.
Следующая печать находилась в столовой с длинным обеденным столом и многочисленными стульями, накрытыми огромным полотнищем. Некоторое время мы с экономкой разглядывали подмигивающий побледневший глаз в треугольнике.
– Давай, госпожа чародейка, сначала помолимся?
– Предлагаете попросить помощи у идейных врагов? – пошутила я, а когда экономка обиженно пождала губы, то предложила: – Не бойтесь, тетушка, бабуля Грэм просто поставила заглушки от детей, чтобы не лезли к темной магии. Она же не собиралась укокошить собственных внуков.
– О, милая, ты просто не знала эту старую ведьму! – запальчиво произнесла экономка, забыв, что еще час назад бабка Грэм была «потрясающей женщиной». – Она открыто говорила, что выживать должны сильнейшие, а любопытство – страшный грех.
– Уверяю, все будет хорошо, – вздохнула я и очень осторожно протянула руку, чтобы снять с заклятия защиту.
Как ни странно, знак не куснул кончики пальцев, так что я без промедления в него ткнула магией. Неожиданно из символа полилась темнота. Длинными щупальцами чернота, похожая на густую смолу, потянулась по стене, мигом скрыла все окна, запечатала дверь, и мы остались в кромешном мраке, словно безлунной ночью в три часа ночи, традиционные для пробуждения умертвий. Портрет какого-то из предков Истванов вдруг вспыхнул красными всполохами. Экономка испуганно ойкнула и начала молиться.
– Святые демоны, это так прекрасно, что я готова расплакаться! – восхищенно выдохнула я, изумляясь бабкиной выдумке, и с помощью нехитрого заклятия вернула свет в столовую.
На тетушку было страшно смотреть. Пришлось отправить ее на кухню пить валерьяновые капли и продолжить восстановление контура самостоятельно. Не то чтобы мне прежде очень остро требовалась компания.
Третья печать нашлась в библиотеке, не такой шикарной, как в Истване, но парочкой неплохих фолиантов тоже способной похвастаться. Я с любопытством обошла шкафы, чтобы присмотреть какое-нибудь чтение на ночь, и только потом приблизилась к печати, находящейся на торце книжного стеллажа.
– Ну… с демонической помощью! – решительно кивнула я самой себе и, встав на цыпочки, потянулась к поблекшему символу.
– Бабка была большой фантазеркой, когда дело касалось защитных чар, – прозвучал голос Калеба за моей спиной. – Совсем как ты с проклятиями.
На талию мне легла горячая ладонь, вторая нахально скользнула по обнаженной руке. Мужские пальцы окольцевали тонкое запястье, а к лопаткам прислонилась крепкая грудь. Несильно, но ощутимо. Или, может, у меня неожиданно обострились все чувства.
– Когда-нибудь пробовала слияние магии, темная Истван? – пробормотал он мне на ухо.
– Нет, – отозвалась я, уже понимая, что мне не нравится эта идея.
– Зря, – прошептал он и действительно позволил своим пальцам замерцать светлой силой. – Волшебно расслабляет.
Все случилось мгновенно: бабкин знак с хлопком перегорел и выпустил зеленоватый дымок, платье снова превратилось в короткий балахон с неуместным вырезом, а моя коса сама собой расплелась, и длинные волосы, завившись мелкими кудряшками, разметались по спине… Калеб мгновенно потушил магию и замер. В напряженной тишине с тихим шелестом от стены оторвался пласт стенной ткани, обнаружив под собой еще один слой, но другого цвета. Первый был красивее, в нем преобладал темный тон.
– Если ты скажешь, что хотел как лучше, я тебя чем-нибудь огрею, – пообещала я. – И это будет не проклятие.
– Хочешь, я найду табурет, чтобы было проще дотягиваться до печати? – услужливо предложил он.
– Это явно спасет тебя от кучи проблем, господин светлый чародей.
Пока он искал в библиотеке табурет, ругаясь сквозь зубы, я избавилась от ведьмовских кудрей и сузила платье. Длину и глубину выреза изменить второй раз не удалось.
Вместо библиотечного устойчивого табурета Калеб принес пуф на изогнутых ножках с такой помпезной расцветкой, что вставать на него казалось неудобным, вроде как топчешь королевскую мебель. Когда я поднялась, опершись на предложенную руку, то те самые изогнутые ножки предательски закачались, словно намекая, что если подставка когда-то стояла во дворце, то ее не стащили, а списали по выслуге лет. Хотелось верить, что она подо мной не развалится.
– Господи, откуда у тебя это отвратительное платье? – не выдержал Калеб.
– Твоя экономка дала.
– Она, должно быть, смерти моей хочет, – пробормотал он. – Ты его можешь удлинить?
– Нет, предлагаю просто не таращиться на голые ноги.
– Если бы я мог…
– Я знаю дивные чары косоглазия. Когда смотришь прямо, а видишь то, что справа… или слева… что-то вспомнить не выходит. – Я говорила, а сама аккуратно проверяла перегоревшую печать, но магии в ней не осталось ни капельки. – Хочешь? Будет не больно и пройдет через пару часов.
– Нет. Я сам способен посмотреть направо и налево без твоих заковыристых проклятий, – уверил он.