Лучший друг

Так бы Яша и сидел часами, слушая ее сладкий голос, его друг бы тихо скалился от разрывающей его головной боли, но их прервал знакомый звук и мерзкий треск звонка. Звонок подействовал на каждого по-своему: окрыленный Егор скинул тетрадь в прямоугольный кейс и пулей вылетел из класса, оставив Киру Васильевну в небольшом недоумении и даже обиде, а Яша тяжело вздохнул и накинул на лицо длинные пряди, надеясь показать, что он неожиданно уснул. Ненароком оскорбив учителя, Егор вылетел наружу, твердо убежденный, что имеет право валять дурака последнюю учебную неделю, и не чувствуя никаких угрызений совести.

II

Стоя в темном и отсыревшем с годами человеческого безразличия коридоре университета правоведения и юриспруденции – БИП, – Егор нервно стучал ногой по грязному керамическому полу и в суматохе оглядывался по сторонам. Он крутил в руке подвешенную клипсу, размеченную, как шахматная доска. Будучи человеком крайне нетерпеливым, Егор почувствовал, как его начинает переполнять злость.

Пока он стоял в коридоре, отстукивая ногой какой-то нервный ритм, мимо проходили десятки необремененных интересом даже к собственному предмету лиц преподавателей и сотни витающих в облаках студентов, изредка улыбавшихся чему-то или просто подшучивавших друг над другом. На Егора нахлынуло то самое ужасное чувство, когда кажется, что ты попал не в ту компанию. Хотя, справедливо признавшись себе, он понял, что это чувство росло в нем еще в начале курса и было не новым для него.

Наконец из ленивой толпы показалась высокая фигура с массивными плечами и шеей, черными волосами и черным колечком, подвешенным на леске под левым ухом. Это был парень, гордо возвышавшийся над остальными студентами. Глаза у него были строгие, но вежливые и учтивые, а под нижним веком правого и левого глаза красовались три родинки – такие же, как и у Егора (одна под правым, и две под левым). У парня были грубые черты лица с выраженными скулами, легкой щетиной и маленькими ушами. Лоб его был не очень высокий и блестящий, а губы казались белым швом на фоне красно-бежевой кожи. Этим своим качеством они создавали какую-то синергию с его морщинами постоянного напряжения на лбу.

Сам того не понимая, при виде большой фигуры Егор впал в бешенство. Ударив кулаком по голени, он взял себя в руки, как его бросило в жар. Парень с кольцом под ухом спокойно подошел к нему, достал шляпу с узкими полями из старой черной сумки и глянул на Егора, подняв по привычке левую бровь. Егор снова испытал жуткое раздражение:

– Не смей так делать, – процедил он сквозь зубы.

– Черт бы тебя побрал! – взмолился брат и засмеялся. – Да что с тобой в последние дни? Почему ты весь на нервах?

– Потому что ты надоел дразнить меня этой… этой чертовой бровью! Зачем ты это делаешь? – спросил Егор, угрожающе ткнув его пальцем в грудь.

– Это семейная привычка, наверное. Никто тебя не дразнит, – ответил брат, сжимая пачку сигарет «Огни Сан-Франциско» в кармане. – Пойдем уже, покумарим, – он подмигнул ему и довольно улыбнулся.

Уже с некоторым облегчением Егор отправился к выходу – небольшим и облезлым пластиковым дверям, – но его остановило чувство преследования. Вслед ему смотрел чей-то взгляд. Обернувшись, он заметил девушку, поверх больших круглых очков с золотой оправой рассматривающую их с братом без особого интереса. Егор, немного смущенный и раздраженный, слегка наклонил голову и вопросительно поднял бровь. Заметив этот жест, девушка захлопнула учебник в руке, опустила взгляд и гордо ушла за поворот.

– Да какого… что с ними со всеми не так? – Егор хотел подпрыгнуть и начать стучать ногами по полу что есть мочи. Его распирало какое-то внутренне гневное чувство, словно ему было некуда деть свои руки.

Забыв о волшебных свойствах двери в университет быстро возвращаться назад, Егор толкнул ее и получил по лбу стеклянной панелью. На секунду он остановился, постоял так с полминуты, слушая тихие подшучивания по сторонам и, сам не понимая, о чем думает, оттолкнул ее настолько сильно, что чуть с корнем не выдрал ее с петель. Избавиться от злости ему помогла коричнево-черная сигарета, быстро перекочевавшая из руки Лёши ему в зубы.

Снаружи Егора и его светло-серую рубашку облепили кучкующиеся крылатые муравьи, от ударов по которым рубашка окрашивалась в цвет желтоватой крови. Весь день мечущийся от перепадов настроения, Егор сел у фундамента одного из зданий и уставился опустошенным взглядом на другую сторону улицы, чувствуя, как в голове рос скачущий из угла в угол гномик, который долбился в стены черепа и нес какую-то несуразицу. Внутри его все сильнее закипал чайник необоснованной злости, которая в какой-то момент напугала даже его самого.

III