Лучший друг

В мусорку отправлялись все вывески с улиц, которые он заменял на легкие и стильные, реклама располагалась на отдельных билбордах, а не на фасадах зданий. Каждого владельца тега, которого заметила полиция, заставляли бы выплачивать огромный штраф, а бросившего окурок или пачку из-под чипсов – на профилактические работы, где он выдраивал бы каждый кустик, пока, кроме веточек и листиков с корнями и травой, вокруг него ничего не осталось бы. Из-под балконов пропадали разобранные на щепки скамейки, заменявшиеся удобными и стильными беседками, в которых любители свежего воздуха, заранее заплатившие начальнику двора, могли под присмотром охранника, не вмешивающегося в процесс, выпить или покурить, давая прохожим гарантию, что с ними никто не сделает глупости. Кусты, запущенные и раскинувшие свои ветки во все возможные направления, став подобными жутким монстрам сюрреалиста, Егор щепетильно вырезал в форме сферы, кубика, пирамидки или конуса.

Его порывы в архитектуре, которые он выражал еще в своих работах для «GalaxyGuy», зашли так далеко, что он начал воссоздавать стили модерн и классицизм, стараясь их объединить в едином порыве, добавляя нотки лофта, кантри и минимализма, стараясь гармонично расположить весь этот набор, который, казалось бы, не мог быть единым целым. Старые «дамианщины», которыми люди двадцать второго века именовали застройки бывшего диктатора Дамиана, превращались в уютные жилища, брутальные постройки эпохи возрождения и отжившие свое минималистические проекты. Во всем этом он искал возможность как-то украсить жизнь и немного развеять тоску.

Его фантазию прервал электробус, наконец дождавшийся своего водителя, вышедшего покурить и явно особо не заморачивающегося по поводу собственного графика работы. Они начал движение. Лёша поежился на сиденье и, весь на нервах, осмотрелся вокруг. Электробус пуст, а они двинулись в путь. Так вот сорок второй маршрут, подскакивая на кочках и неровностях древней как мир дороги, унес наших героев из печального во всех своих проявлениях сорок седьмого квартала «золотой ветки».

III

Дорога шла в полном безмолвии. Маша, подперев раскрасневшуюся щеку, смотрела в окно, не проявляя никакого интереса к однообразным пейзажам, иногда разбавленным очень уж эпатажным и богато убранными церквями, прозванными в народе «дамианками», по аналогии с довоенной застройкой. Лёша обшаривал рюкзаки, стараясь убедиться в том, что все всё взяли, пока Егор читал дряблую книжонку Пауло Коэльо, читать которую и охоты особой не было.

Порой Егор, как истинный книжный червь, любил читать сомнительные или просто не подходившие ему по жанру книги только из любопытства; благо у него для этого была уйма времени раньше. Так Коэльо стал отдушиной среди книг про судьбу, в которую он, как скептик, верил хоть и с трудом, но к которой порой сам грешным делом обращался с вопросом или догадкой.

– Вы только вдумайтесь, – начал Егор, оглушив как гром тишину будто бы обреченной на молчание поездки. – Читают же люди, вроде, чтобы говорить лучше да узнавать что-то новое, но я, как истинный представитель маргинального общества, ни черта не могу вынести из всего этого. Вроде интересно, а вроде и зачем?

– Ого, – ответила Маша, оторвавшись от окна, – а мне казалось, ты последний, у кого с подобным будут проблемы, – говорила она без особого интереса, скорее, чтобы поддержать его в разговоре.

– Вот это-то и грустно, – отвечал Егор, оставшись в неловком молчании.

– Потому что читать надо классику, а не твое это… Да я вообще промолчу! – с иронией добавил Лёша, оборвав свое наставление. – Мне вообще отказали на журфаке из-за плохого уровня русского для такого университета! Стыдно? Вот и нет, – он попытался улыбнуться и гордо отвел голову в сторону окна, видимо пожалев, что решил помочь брату в начале их краткого диалога с Машей.

Егор, зная, какая это больная тема для старшего брата, предпочел промолчать и скорчить сожалеющую мину. Маша повторила за ним, но на ее милейшем лице это выглядело как насмешка, которую Лёша как-то не так расценил, посмотрев на нее холодным и едким взглядом злой кобры (а это у него выходило неплохо). Неловкое молчание возобновилось, оставшись на такой неприятной ноте.

Преодолев уже половину пути, электробус подскочил на очередном ухабе, который, как оказалось позже, пробил гриб, растущий прямо посередине дороги и разорвавший покров асфальта. Старый водитель с длинной, свисающей до середины груди бородой, ругаясь и причитая, вышел из кабины и начал ругать гриб, который застопорил их.

В старом электробусе что-то щелкнуло, и теперь все трое сидели у обочины, ожидая вместе с бородатым водителем бригаду техников, видимо, где-то задремавших в пути или же, как и он, просто покуривавших перед работой, не особо заботясь о своем графике. Таков был нынешний Менск – прекрасный и пугающий своим повсеместным безразличием.