Лучший дуэт галактики

Спустя два часа она висела кверху ногами над тем, что, наверное, являлось фокусирующей чашей приемопередающей антенны, и, кряхтя, осторожно втискивала в зажим извлеченного парой минут ранее фокусирующего кристалла котировочный кристалл-мишень. Второй кристалл уже был установлен на острие излучающего антенного штыря. Лив осторожно отняла руки от кристалла и, аккуратно направив на него луч лазерного микрометра, сделала несколько замеров. Ничего… сойдет, разбалансировка в пределах допуска. Он выплыла из антенной чаши, перевалила через угол корпуса, окинула взглядом остальных членов бригады (все уже успели убраться за пределы вероятного конуса излучения) и перебросила тангенту гарнитуры связи скафандра на передачу.

— Эй, корабль…

— Здесь.

— Начинайте снятие показателей.

— Принимаю, — отозвался здоровяк. Спустя мгновение из антенны ударил яркий длинный луч. Потом еще, еще, еще… После второй сотни она коротко бросила:

— Ну хватит. Какой угол разброса?

— Не более трех десятитысячных.

Лив прикинула в уме.

— Пойдет. Закругляемся.

Спустя полчаса она уже вошла в рубку. Ходовая смена была на месте, а здоровяк молча смотрел на нее.

— Ну, джентльмены, — начала она, усаживаясь в свое кресло, — продолжим наше путешествие. Вперед — по лучу.

— Как далеко, мисс? — только и спросил здоровяк.

— Ну… пока на неделю пути. А там посмотрим…

— Ну, с богом… — Зазнобин по ушкуйной традиции наложил на себя крестное знамение и кивнул рулевому. «Псковитянка» вздрогнула всем телом и мелко завибрировала. Ходовые генераторы пошли вразгон, напитывая энергией двигатели. Частота вибрации все больше увеличивалась и увеличивалась, пока наконец совсем не исчезла. Небогатов озабоченно покачал головой и, наклонившись к Ивану, тихо заметил:

— А успокоители пора калибровать…

Зазнобин согласно кивнул и улыбнулся про себя. Вот неугомонный… все должно быть в идеальном порядке. Да с этими успокоителями они еще не одну сотню парсеков отмахают и не заметят. Но вслух говорить ничего не стал. Небогатов был командиром эскадры, отправляющейся сейчас к терминалу «чужих» и состоявшей из четырех кораблей. Двух старых — «Садко» и «Псковитянки» — и двух новых, захваченных у пиратов, — «Новогородца» и переделанного обратно в транспортник «Походника».

Сигнал от Сандерсовой закладки пришел на той неделе. От адреса терминала. А сегодня, часов в восемь утра, уже и от второй. В принципе все шесть кораблей были почти готовы к старту. Но в рейд идти решили четырьмя. На «Поморце» и «Северянине» (как назвали два оставшихся бывших пиратских) как раз поменяли сердечники ходовых, и, в принципе, их надо было бы погонять в тестовом режиме на различных нагрузках. Да и оставлять Новый Город совсем уж без защиты тоже боязно. Хотя совсем без защиты он бы и так не остался. Единственную оставшуюся работоспособной часть Кронштадта — центральное ядро — перегнали на орбиту Нового Города, дооснастили орудиями и уже начали монтаж припоздавших к Кронштадтской битве генераторов силового поля. Так что не сегодня завтра Новый Город обзавелся бы собственной вполне приличной орбитальной крепостью. Что, вкупе с планетарными батареями, давало надежду на то, что эскадра, подобная разгромленной пиратской, обломает о Новый Город зубы и без тактического гения капитана Небогатова. Но, в любом случае, даже в учебнике для начального курса военно-морского училища сказано, что без маневрового наполнения крепостной район обороны сильно уязвим и не способен реализовать до половины своих возможностей. Так что «Поморца» и «Северянина» решено было оставить. Тем более что опасность повторения атаки теперь перешла из области гипотетической в совершенно конкретную. И связано это было отнюдь не с пиратами…

Все началось с того злополучного исследовательского корабля. В то утро многие жители Рюрика были подняты со своих постелей необычным явлением. В небе на Рюриком вспыхнула новая яркая звезда. Причем настолько яркая, что на несколько мгновений перекрыла утренний рассвет, превратив утро в день.

Небогатов, по старой флотской привычке поднявшийся рано и как раз разминавшийся легкой зарядкой на террасе своего дома, даже прекратил упражнения и свесился с перил, глядя на новую звезду сквозь сильно прищуренные ресницы.

— Странно, — пробормотал он, — похоже на термояд. И кому пришло в голову использовать столь грязную… — Тут он оборвал речь, замерев от пришедшей в голову мысли. Она была столь необычной, что он не выдержал и, плюнув на зарядку, торопливо двинулся к своему кабинету, располагавшемуся на втором этаже огромного дома, по пути слегка досадуя на Решетникова, отгрохавшего для них с Верочкой такую громадную домину. Ну не было необходимости громоздить для них пятерых (считая дочку, нянечку и старика Нащокина) аж три этажа. Но Решетников был неумолим.

— Это сейчас у вас пока одно дите, а там как пойдет — и три этажа мало будет. Эт когда в русских дворянских семьях мало детей было-то?