Лучший дуэт галактики

Первые четыре дня шли спокойно. А затем Небогатов стал команды поднапрягать. То на том, то на другом корабле играли «боевую тревогу», а затем пошли вводные и посложнее: «отражение абордажа», «ремонт прорыва корпуса», «залповая» и «рассыпная» стрельба главным и универсальным калибром. Хотя стрелять, конечно, не стреляли. На полном ходу это затруднительно, но на имитационных программах отрабатывали до седьмого пота. Впрочем, никто не роптал. Авторитет у Небогатова в эскадре был непререкаемый, да и все видели, как в процессе тренировок и отработки вводных команды кораблей работают все слаженней и слаженней. Полубой с Сандерсом взяли на себя тренировку абордажной группы «Псковитянки». Поскольку перебраться на другие корабли на полном ходу было затруднительно.

К указанной точке подошли на исходе второй недели пути. К тому моменту команды уже настолько насобачились во всяческих тренировках, что операторы засекли терминал на пределе дальности сенсоров. Эскадра четко вышла на объект атаки маневром «клещи» и зависла в пределах дальности абордажа, наведя на терминал все бортовые батареи. Терминал был тих и безмолвен.

Абордажную группу повел Одинцов. Полубой поначалу рвался возглавить лично, но Небогатов ему не позволил.

— Ты, Касьян, нам в другом месте понадобишься. Причем «там», в отличие от «здесь», нам без тебя и твоих зверушек явно не справиться. Так что нечего лишний раз подставляться. Терминал хоть и пустым выглядит, но кто его знает… Вдруг мины или еще что?

Впрочем, опасения оказались напрасны. Одинцов проник внутрь терминала довольно легко, взломав входной шлюз с помощью универсального дешифратора за пару минут. Терминал оказался пуст. То есть в смысле людей. А так — полон настолько, что у всех аж дух захватило. Когда Одинцов доложил, что, по его подсчетам, в терминале находится почти тысяча сто тонн иридия, да еще палладий, платина и даже золото, Никодим Охлупков, назначенный капитаном «Походника» и, соответственно, торговым представителем губернатора, аж за сердце схватился:

— А в «Походник»-то все влезет?

— Влезет, — под хохот всех, слышавших переговоры, ответил Одинцов, — коли что — так коленом утрамбуем…

Загрузка «Походника» продолжалась двое суток. Затем эскадра разделилась. «Походник» с «Новогородцем» под общей командой Охлупкова двинулись в сторону таирской биржи, где и должны были продать большинство груза (часть решили не продавать, а переправить на Новый Город в качестве золотовалютного резерва). А «Псковитянка» и «Садко» должны были направиться по второму адресу. Но перед этим решили провести сеанс дальней связи с Новым Городом.

Когда связь была установлена, Сандерса, неожиданно для него, вызвали в рубку. Едва он вошел внутрь, как увидел на экране Абигайль. Это было удивительно. Она должна была через неделю после отбытия эскадры вернуться на Нью-Вашингтон. У Дика сжалось сердце — что-то случилось…

Абигайль молча кивнула, здороваясь, а затем произнесла мертвым голосом:

— Дик, Вилкинсон мертв…

В тот вечер Вилкинсон покинул свой кабинет довольно поздно. Вся эта шумиха в прессе по поводу русских заставила конгрессменов довольно нервно реагировать на изменения настроений избирателей. Причем большинство из них были довольно адекватными людьми и прекрасно понимали, что подобное обострение отношений (даже если поверить в то, что писанина бульварной прессы — правда, во что, в общем-то, никто из серьезных людей не верил) никому не на пользу. И Содружеству, в частности. Но, черт возьми, какие тут могут быть интересы Содружества, если избиратель взвинчен, а у трети конгресса и сената — выборы на носу. Вот пройдут выборы — тогда и будем разбираться спокойно… Поэтому всю последнюю неделю Вилкинсона то и дело таскали то в конгресс, то в сенат, где мучили совершенно идиотскими вопросами, предназначенными для того, чтобы дать понять избирателю, будто его сенатор или конгрессмен точно так же, как и он, озабочен ситуацией и держит, так сказать, руку на пульсе… Поэтому с основной работой приходилось разбираться по возвращении. Ну и засиживался…

Когда он подлетал к своему дому, то обнаружил на лужайке полицейский глидер, помаргивающий проблесковыми маячками.

Едва Вилкинсон выбрался из своего глидера, как перед ним нарисовался здоровенный детина в сером плаще и костюме.

— Мистер Вилкинсон?

— Да. Можно узнать, в чем дело?

— Лейтенант Шкловски. Вы не могли бы пройти в дом?

— Да, конечно, — Вилкинсон усмехнулся, — когда я покидал кабинет, то как раз собирался это сделать. Но все-таки в чем дело?

— Сейчас, сэр, — отозвался лейтенант, — прошу, — и он распахнул перед Вилкинсоном дверь его дома.