Лучший исторический детектив (СИ)

— Ой, да не злись! Лучше скажи, что к кофе есть.

— Есть, моя пани, — сказала Зельда и выставила на стол маленькую корзинку с булочками. — Я в булочную сходила, выпечку свежую купила, пока кто-то спит.

Зельда карикатурно присела и поставила на стол свою чашку.

— Ммм… какая прелесть! Тёплые ещё!

— А и не скажешь по тебе, что вчера полночи не спала, — заметила Зельда.

— Откуда знаешь?

— Что тут знать, когда ты шастаешь и форточкой гремишь. А что ты надумала с лавкой делать? Будешь и дальше держать или продашь?

— Не решила пока. Всё думаю нижним бельём торговать, чулками. Только не сейчас, подожду ещё, — нахмурилась Рузя и стала сосредоточенно жевать булку. — Кавалер на первое время есть, а там посмотрим.

— Ох и Рузюнця! Где же твоё сердце? Для тебя кавалеры, что перчатки — новая пара, как новый день.

— Моё сердце их не касается.

Сердца Рузя, в известном смысле, и в самом деле не чувствовала. Любовь её ещё не настигла, потому к новым знакомствам она относилась легко и непринужденно. Можно сказать играючи. Сбегав домой, Рузя переоделась и пошла в лавку, ждать кавалериста.

* * *

В морге Мрозовскому всегда было неуютно. Не то, чтобы он ждал увидеть комфортные полки для покойников, но хотел когда-нибудь прийти сюда и не испытать желания в тот же час выйти. Торчавшие босые пятки с белеющими в полумраке номерками, не внушали ничего кроме брезгливости. Конечно, никто не просил Мрозовского брать покойных за ноги или, что ещё омерзительнее, стричь им ногти, но он постоянно ожидал подобной просьбы от работников мертвецкой. Морг был старым и тесным. Тела покоились ровными штабелями, прикрытые простынями в непонятных пятнах. Мрозовский даже начал озираться в поиске нужного покойника, словно мог увидеть лицо сквозь простынь.

— Проходите сюда, пожалуйста, — попросил Кулик, кивнув головой в сторону маленького грязного окна, и пригладил жиденькие седые волосы к почти лысой голове. — Пан Мрозовский, ваш друг ждёт нас в другом месте.

Кулик работал здесь не один десяток лет. Во всяком случае, Мрозовский был с ним знаком с самого начала службы в «двуйке». Кулик отличался специфичным юмором и всегда называл покойных «ваш друг». От таких слов Мрозовскому делалось всяко дурно, но он шел за Куликом, оставив всякие попытки пытаться привыкнуть к его шуточкам.

— Мы не настолько близко дружили, — заметил Мрозовский сквозь зубы.

— Вы знаете, это как посмотреть на вопрос. Ведь, при теперешней жизни, если мы не были врагами, то выходит, что дружны, — философствовал Кулик, продолжая идти по тёмному коридору, освещенному несколькими тусклыми лампами в стальной сетке.

Сетки эти всегда интересовали Мрозовского, ибо казалось непонятным, кто здесь может расколотить лампочки, когда кругом одни покойники? Есть только Кулик и его помощник, да и те ежедневно к ночи бывали мертвы от водки.

Тело, лежавшее на столе, ничем не напоминало весёлого и шустрого пана доктора. Мрозовский сглотнул и спросил:

— Что вы скажете?

— Скажу, что зарезали их обоих на один манер.

— Кого их? Вам же одного Зеленского привезли!

— Ну, что вы! — искренне удивился Кулик. — Вчера вечером ваши из Управы еще одного доставили. Могу показать.

— Лучше расскажите. Я вам верю на слово. Сказали откуда его привезли?

— Сказали, что с кладбища доставили. Шутники, — улыбнулся Кулик. Улыбка его походила на младенческую — в дёснах не торчало ни единого зуба. — Так вот. Раны у обоих идентичны — от уха до уха. Одним инструментом работали.

— Почему же инструментом? — удивился Мрозовский.

— Потому что это не нож. Ножом так аккуратно не разрезать.

Мрозовский поморщился и согласно кивнул. На его памяти Кулик ещё никогда не ошибался.

— Второго показывать? — спросил Кулик.

— В другой раз посмотрю. Я к вам Гроссмана направлю, он всё зафиксирует.

Кулик, улыбаясь по-детски, протянул Мрозовскому руку для рукопожатия. Тот неуверенно ответил, кивнул и быстро вышел. На улице Мрозовский, кривясь от омерзения, вылил на руку заранее приготовленный пузырёк с медицинским спиртом.

* * *

Мрозовский тяжело уселся в бричку и ткнул в спину хлопчика, сидевшего на козлах. День только начинался, а усталость навалилась, обняла и валила с ног.

— Пора на воды, в Карлсбад. Отдыхать, — тихо под нос пробормотал пан Эдвард.

— Что вы изволили сказать? — переспросил хлопчик, извернувшись назад.

— Что я сказал, то не твоего ума дело! Тебе сказано было, что в Управу? Так чего спишь?! — пан Эдвард раскричался, сам не понимая причины своего крика, ведь хлопчик всего лишь переспросил. Он закрыл глаза, глубоко вдохнул, медленно выдохнул и тихо добавил: — Доведёте меня до цугундера своей глупостью… Давай, на Кальварию.