Лучший мир

– Я понимаю вас, вы боитесь мне поверить. И после того, что в стране устроили эти звери, я вас прекрасно понимаю. Но даю вам честное слово – это действительно так! Только, ради бога, молю вас всем святым, что у вас есть, держите моё посещение в тайне. Слишком много честных и порядочных людей, приверженных свободе и цивилизованным ценностям, может пострадать, если об этом узнают…

– Допустим, – медленно произнёс Алекс, когда немного пришёл в себя. – Но что вы потребуете взамен?

– Ничего! – патетически воскликнул тип, но, заметив недоверчивый взгляд Алекса, поспешно поправился: – Ничего, что заставит вас поступиться честью образованного, цивилизованного и высококультурного человека!

А до Алекса отчего-то именно в этот момент очень чётко и пронзительно дошло, что именно имел в виду немецкий поэт, прозаик и драматург Ганс Йост, когда сказал: «Когда я слышу слово «культура» – я хватаюсь за пистолет!»[155] Он просто очень долго жил и работал в среде вот таких людей со «светлыми лицами»… А ещё нечто подобное Алекс слышал от одного мудрого человека в отношении слова «свобода». Тот сказал: «Когда я слышу слово «свобода», то в первую очередь хватаюсь за карман! Потому что это означает, что меня точно собираются ограбить!»

Однако несмотря на все эти мысли Алекс, страдая и кляня себя, так и не сообщил никому об этом разговоре. Ну, чтобы не пострадали вышеупомянутые «честные, порядочные и приверженные свободе и цивилизованным ценностям»… Да и обида на Сталина после того, как тот подставил его с Будённым, сыграла свою роль. Хотя письмо он даже открывать не стал, бросив его в топку плиты на кухне.

Ну а «набат» в полный голос зазвучал на торжественном приёме по случаю открытия выставки, который организовали совместно ВСНХ и НКИД.

Алекс не был большим сторонником таких мероприятий, но, когда находился в Москве, вынужден был сопровождать Эрику. Но при этом он всегда старался вести себя максимально незаметно. Вот и на этот раз, пока его жена блистала в центре внимания, он тихонечко оттянулся в сторону буфета и постарался не отсвечивать, исподтишка любуясь супругой. Ещё бы – помимо того, что её работы были одними из центральных фигур самой выставки, она ещё и являлась одной из красивейших женщин этого времени. Да и, по его сугубо личному мнению, далеко не только этого… Тем более что её красота была, так сказать, «упакована» в весьма притягательное и даже где-то по нынешним временам вызывающее обрамление. Нет, никаких платьев из будущего на ней не было. Она их вообще не носила, хотя Алекс регулярно притаскивал ей их оттуда. Но Эрика, надев «посылку» и покрутившись перед зеркалом, затем распарывала её по вытачкам и тщательно изучала выкройки. А потом садилась и рисовала что-то своё, при этом смело сочетая как традиционные либо остро модные в текущем сезоне силуэты и материалы, так и идеи из будущего, создавая из этого свой, причудливый, но неотразимо притягательный стиль. Ну да недаром её буквально заваливали всяческими медалями и премиями… Сейчас, например, его жена притягивала взгляды всей мужской части приёма, будучи одетой в комплект из женских брюк и жакета, сшитых из чёрной кожи и алого бархата со вставками из золотистой парчи. Причём жакет был надет прямо на голое тело. Подобный комплектик, на взгляд Алекса, и в будущем выглядел бы вполне себе на уровне. Конечно, не для повседневной носки, а где-нибудь на красной дорожке к залу, в котором вручается премия «Оскар». А уж сейчас… Недаром добрая половина посольских жён при взгляде в сторону Эрики нервно кривилась и по-змеиному шипела мужьям в уши: «Куда уставился, сволочь?!» Зато другая, а также весь приглашённый бомонд непрестанно ощупывали стройную фигурку его жены завистливыми взглядами. И можно быть уверенными, что уже завтра с раннего утра большая часть этих дамочек будет осаждать двери её Дома моды, который два года назад был открыт в старом здании ещё дореволюционной постройки на Кузнецком мосту, захлебываясь желанием заполучить и себе нечто подобное…

– Господин До’Урден?

Алекс вздрогнул и обернулся. Рядом с ним стояла невысокая женщина средних лет.

– Д-да. Э-э… с кем имею честь? – несколько смешавшись, отозвался он.

– Я – Айви Литвинова[156]. Нас знакомили на приёме в НКИД в позапрошлом году.

– М-мда, припоминаю… – протянул Алекс. Хотя на самом деле этот момент он совершенно не помнил. Но ведь невежливо говорить женщине, что ты её забыл. А потом до него дошла названная фамилия.

– Литвинова? Так вы…

– Да, – она улыбнулась, – я – жена Максима Максимовича.