– Ты не он, – произнесла я, будучи мыслями где-то далеко. – Ты – то, что я о нём знаю и думаю. Но как бы мы с ним не были близки, я не знаю его настолько хорошо, чтобы ты был на сто процентов идентичен оригиналу. А значит… Ты не он. Прости.
Не-Илья печально улыбнулся. Совсем без злобы. Как будто очень сильно устал.
– Хм… Это делает меня сильно хуже?
– Нет. Ты просто не он. Выдуманный ты или настоящий – неважно. Ты. Не. Он.
Не-Илья отпрянул. Я смотрела ему прямо в глаза, изучая их форму, цвет, разрез. Чем отчётливее я осознавала своё пребывание в нереальности, тем больше несоответствий замечала – даже во внешности. Стоило вспомнить о маленьком шраме над бровью у Ильи-оригинала, как он тут же появился и у копии, ровно на том же месте, где и полагалось, словно мы были частью нейросети, которая обрабатывала данные, выуженные из моего мозга, и на их основе достраивала детали.
Я прошлась по комнате, оглядывая её и подмечая удивительные вещи. Я нечасто смотрю на самые верхние полки шкафа, у меня нет чётких воспоминаний о них. И что я вижу сейчас? Размытые зоны под потолком. Непрорисованные текстуры.
А вот за окном всё достоверно. Так и должно быть – я очень часто в него смотрю.
– Ты спрашивал, почему я хочу в реальность, – сказала я, машинально поправляя занавеску.
– И?
– Реальность нельзя познать на сто процентов. А значит, её нельзя заменить.
– Но можно максимально воссоздать и даже сделать лучше.
Я покачала головой.
– Когда я была маленькой, то обожала играть в куклы. Сочиняла ситуации – и бытовые, вроде чаепития или похода за покупками, и экстраординарные, скажем, нападение плюшевого медведя. Было весело.
– Это весело, когда есть воображение, – грустно отозвался Не-Илья. – Когда его нет, то куклы это просто куски пластика.
– Прости, но ты тоже… – я замешкалась, пытаясь изложить мысль помягче.
– Кукла. Запрограммированная твоим знанием об оригинале. Об Илье. Это ты хочешь сказать?
Почему всё так? Почему всё, чёрт возьми, именно так?
Я не буду плакать. Это же не по-настоящему. Он просто кусок моего подсознания. Или сознания. Или всего вместе. У него человеческая форма, и не какая-нибудь, а моя самая любимая во всех существующих параллельных мирах, и поэтому оно так на меня влияет.
– Да. Я хочу сказать это.
– Так. А потом ты скажешь, что слишком большая для кукол?
– Я не…
– А по сути, ты хочешь скорее вернуться в свою хвалёную реальность, чтобы самой стать куклой в руках случайности. Так же удобнее. Всё делается за тебя. Конфликт пишется за тебя и для тебя – знай себе, бери да проживай.
– А ты сам разве не того же самого хочешь? Тебе тоже нужен кто-то, чтобы играть тобой.
– Мне нужен кто-то, чтобы жить! И не кто-то абстрактный, а ты! – в его глазах заблестели слёзы.
Я отшатнулась. Он всё ближе подбирался к моим больным местам. Пара слов, попавших точно в мою острую необходимость быть кому-то нужной – и я, словно в морском бое, ранена.
– Я не могу… Я не готова платить эту цену. Прости.
– Какую цену? Там нет ничего такого, чего ты не сможешь получить здесь. Там идёт точно такая же игра, только заправляет ей неизвестно кто. Здесь же всё честно и понятно.
– Даже если и так… Я хочу быть частью этой игры, – выпалила я, пугаясь неожиданности своих слов. – Не божком, который смотрит сверху, а… Частью… Равной… Чтобы играть вместе со всеми.
Не-Илья посмотрел на меня, явно озадаченный внезапным откровением.
– Тебе одиноко?
Этот вопрос прозвучал как выстрел, и я не выдержав, схватила со стола ключи от машины и бросилась вниз.
Убита.
Они всегда играли без меня.
Пока все с криками и свистами носились по двору, я сидела на крыльце и строила свой маленький мир. В нём было целых два жителя: новенькая Барби в блестящем розово-перламутровом платье и с гладкими тёмными волосами (это мне нравилось больше всего – Барби остальных девчонок были сплошь блондинистыми) и нескладная, но симпатичная резиновая куколка, которую мне купил отец в качестве платы за молчание насчёт того, что он уронил мамину палетку с тенями. Иногда к этой парочке присоединялся плюшевый медведь. Я пока не решила, друзья они или враги. Отношения были хрупкими и неоднозначными.
Мимо пролетел мяч, а следом, чуть не падая, один из ребят. Мяч в кусты и он туда же. Через несколько секунд мальчик вылез, крепко сжимая пропажу в руках, и тут я ощутила направленное на меня внимание. Я заставила себя поднять глаза и увидела, что он стоял неподалёку и смотрел на меня с любопытством, застенчиво ковыряя носком землю. Моё сердце забилось где-то на уровне шеи. А что если он сейчас подойдёт? По-настоящему, как я представляла?
Мальчик сделал шаг. Ещё один. Я отложила куклы и не мигая смотрела, боясь, что если отведу взгляд, то он исчезнет.
Это что же, можно будет погонять мяч со всеми? И показать моих кукол? Нет, мальчикам вряд ли такое интересно. Но у меня дома есть радиоуправляемый вертолёт, уверена, каждый в этом дворе за такой бы отдал что угодно. А вот девочкам бы и кукол хватило, если бы я только знала, как к ним подступиться. Тут все давно дружат, а я всего три недели как переехала в этот район.