Лучший мир

– В основном там были техники выхода в осознанный сон, всякая высокодуховная муть, – Илья помотал головой. – Так сразу и не скажешь, что что-то подозрительное, обычное разводилово. Но подозрительнее всего был раздел «Запись». На аккаунте предлагалось приехать куда-то и записаться на какую-то процедуру «пробуждения». Ну Катя и поехала. Я хотел с ней, но мне тогда ещё нельзя было выходить из дома. Это всё-таки был ковид.

– Как ты сейчас? – спросила я, чувствуя, как в груди нарастает новая тревога.

– Отлично, – уверенно кивнул он. – Поболел дня три. Дольше на карантине держали, ну и фотки свои отправлять кому-то не очень-то здорово.

Я обняла его за плечи.

– Кстати, не знаю, показалось ли в бреду, но я вроде как видел тебя… Не её, а тебя. На тот момент уже было, с чем сравнивать.

– Да, я и вправду выпадала оттуда. В том мире я уволилась и поехала в офис забирать вещи и прощаться.

– Наконец-то, хоть где-то ты это сделала.

– Ох… Ладно, я подумаю насчёт того, чтобы повторить. Так вот, в какой-то момент начался полный сюр, и меня выбросило. Видимо, тот кусок реальности не слишком подробно скопировался из моей головы в Лучший мир, и я не смогла в нём удержаться. Плюс со мной не было твоей копии. Теперь я понимаю, что она была главным якорем, который меня там удерживал.

– Это лестно.

– И всё?

Он посмотрел на меня взглядом, полным благодарности, но ничего не сказал. Наши лица незаметно сблизились, и он снова поцеловал меня. Вкус слегка мятный, как же мне его не хватало. Всё-таки Илья есть Илья – красивые слова не его конёк. Впрочем, мы и без них могли прекрасно обойтись. Всё, что он для меня делал: от подарков без повода до ежегодной записи меня в поликлинику на самую полную из возможных проверок – это и был своеобразный язык любви, единственный из ему известных. Он не дарил мне своё время, а по-деловому вкладывал его и делился прибылью, как умел. Ну а я никогда не говорила, чего хочу на самом деле, не желая обесценить его старания. Тем более, всё было вроде как хорошо. Он у меня был.

Надеюсь, я не кажусь ему послушной программой, как мне – Не-Илья? Не заставляю ли я его жить с тем же ощущением, что в Лучшем мире? Я поёжилась и решила впредь заявлять о своих пожеланиях чаще. Обходясь без красивых слов, мы опрометчиво забыли о необходимости разговаривать как таковой.

Вот, кажется, и ещё один компонент реальности. Чувствуешь себя неживым? Попробуй хорошенько чего-то захотеть. Наши желания не такой уж и пустой звук для этого мира, просто здесь их исполнение – не главный сюжет, а один из штрихов на не имеющей границ картине. Но если научишься смотреть на картину целиком, то будешь точно знать, где мазнуть кистью так, чтобы вышло заметно.

– Леся?

– Что?

– Знаешь, кого я вспомнил, когда не мог до тебя достучаться?

– М-м-м?

– Маму.

Внутри меня всё мгновенно оборвалось. Мама Ильи умерла несколько лет назад, ещё до нашего знакомства. По необъяснимой причине в каких-то шестьдесят лет у неё начала развиваться деменция. Всё начиналось с мелочей, которые списали на обыкновенную забывчивость, а спустя пару лет она разучилась ходить и есть. Позже впала в кому и не проснулась. Сам Илья всегда отмалчивался, когда речь заходила о ней, но это молчание сквозило какой-то особенной болью, степень которой я не могла оценить даже приблизительно.

– Бывало, сидит она, смотрит телевизор. Уже не понимает, что на экране происходит, но всё равно наблюдает за картинками. Зову её – не шевелится. Не понимает, что позвал. Подходил, брал за руки, обнимал, разговаривал, – Илья перевёл дыхание и закусил губу, чтобы не выдать кома в горле. – Просияет на мгновение, узнав меня… и снова туда… на дно. Куда не докричишься.

Я взяла его лицо в свои руки.

– Это так страшно, – продолжал Илья. – Вот он, твой самый родной человек, сидит прямо перед тобой в кресле. Но при этом его нет.

– Илья… – я растерянно смотрела в его глаза, изо всех сил стараясь не разреветься.

– Совсем нет, понимаешь? Как так может быть: человек жив, но его нет?

Каждое слово Ильи отпечатывалось на изнанке моей души, будто татуировка. Кажется, мы никогда не были так близки.

– Я боялся каждого нового утра. Она каждый день что-то забывала, и мне было страшно, что однажды она проснётся и не вспомнит меня.

Не отвечая, я сгребла его в охапку и прижала к себе, что было сил.

– Каждый день мама уходила всё дальше в тот чёртов океан. Я был маяком, на свет которого она иногда возвращалась. Только вот это случалось всё реже и реже. Порой я даже злился: ну зачем она туда уходит! Здесь же есть мы и отец, почему она бросает нас? Неужели нельзя бороться вместе с нами? Как человек над пропастью, которого держишь за руку, чтобы не сорвался, а он тебя – нет.

– Милый мой. Этот океан был сильнее.

– Я знаю. Мне так стыдно, что я злился на неё…

– Ты не на неё злился. А на болезнь. Слышишь?

Илья неуверенно кивнул.

– На болезнь, – отрешённо повторил он.

– Ты до последнего возвращал её к жизни. Она очень тебя любила. Мне далеко до этого, но… Меня ты тоже вернул. Ты – мой герой.

– Пожалуйста, не уходи туда. И ни в какие другие океаны тоже.