Лучший телохранитель – ложь

— Когда женщина за стойкой предупредила нас о том, что ночные путешествия могут быть небезопасными, я, честно говоря, подумал, что она имела в виду местных жителей, — засмеялся Герман, — а не какого-нибудь льва, что решит опробовать своими зубами мою берцовую кость только потому, что мы заблудились в зоопарке.

— Будем надеяться, что он находится по другую сторону ограды.

Герман вытащил из кармана крошечный фонарик, включил его и направил узкий луч света на дорожку перед нами, чтобы мы не свернули себе шею.

— Думаешь, свет его напугает?

— Я слышал, что они боятся огня.

— Огонь добывается с помощью спичек, а это он проглотит, даже не заметив.

— Я вовсе не боюсь, — продолжал Герман, — просто хочу пойти немного впереди тебя.

— Ты меня не обманешь. Я видел, что ты съел на ужин: два бифштекса и четыре яйца. Если этот несчастный зверь появится на дороге, мы оба знаем, кто из нас окажется съеденным, и, уверяю тебя, это буду не я. А еще мне не помешала бы звериная шкура перед камином в моем доме.

— Мы тут спорим, а на самом деле самые серьезные проблемы будут у агентов ФБР, — проговорил Герман. — Как они смогут объяснить, что два американских гражданина, один из которых к тому же адвокат, были запросто съедены львом прямо за отелем, а они не успели даже сфотографировать это событие?

— Да, ты прав. Может быть, нам следует выйти из тени и обратиться к ним за помощью?

— Как думаешь, они не будут ждать нас в доме?

— Кто знает?

Герман был прав. Райтаг в курсе, что Катина мать делала те фотографии. У него было достаточно времени для того, чтобы дать задание одному из своих людей, приписанных к посольству, найти ее дом и либо взять его под наблюдение, либо попытаться поговорить с матерью девушки.

— Но Гарри сказал, что ее сотовый телефон не отвечает, следовательно, Катина мать все еще находится в отъезде, — сказал я.

— Да. Но они могли поставить ее дом под наблюдение, особенно сейчас, когда знают, что мы с тобой находимся здесь и поселились всего в двух кварталах от дома девушки, — продолжал Герман.

— Нам придется держать ушки на макушке. Это все, что мы можем сделать.

В темноте, имея в качестве источника света лишь узкий луч карманного фонарика, мы почти десять минут искали то место, где потеряли дорогу. Нам пришлось трижды возвращаться назад.

То, что на спутниковых снимках поисковой системы казалось нормальным пересечением двух улиц, вовсе не было перекрестком.

Улица, на которой жила Катя, оказалась тупиком из-за ограды, проходившей примерно на тридцать футов выше уровня дороги, по которой шли мы с Германом. Попасть туда можно было, преодолев ряд неровных бетонных ступенек, довольно крутых и местами разрушенных. По ним нам было очень сложно прокладывать себе путь, особенно в полной темноте, с одним фонариком в руках.

Когда мы все же преодолели ступени, Герман погасил фонарик. Несколько секунд мы стояли в темноте и пытались разглядеть дома и машины на той улочке. В конце улицу освещали фонари.

На пути к предполагаемому дому, в котором, согласно имеющейся у меня схеме, проживала Катя, притаилась машина, припаркованная с другого конца улицы. Все было правильно: белое здание, второе с правой стороны, или, исходя из того, как мы стояли, второе слева. Я ясно видел тот дом. Фасад здания был залит светом от фонарного столба, расположенного напротив.

Но все дома в том квартале имели по бокам небольшие проходы, выходившие на улицу и заросшие кустарником и вьющимися растениями. Ширины проезжей части хватало для парковки только одной машины, поэтому некоторые жители оставляли свои авто в боковых проходах.

Я указал Герману на дом Кати.

— Я вижу. — Похоже, в тот момент Германа больше занимали многочисленные автомобили, припаркованные по обеим сторонам от начала до конца квартала.

Мы двинулись дальше.

Как только дошли до дома в другом конце квартала, я сказал Герману:

— Видишь первые ворота с аркой?

Герман стал приглядываться. К тому времени, как мы дошли до конца улочки, он, по-видимому, успел удостовериться, что все машины пусты.

Он повернул за угол направо, будто мы собирались пойти в другое место, и я последовал за ним.

Пройдя примерно десять футов, он остановился.

— Мне здесь не нравится. Слишком много света от того фонаря, — заявил он.

Я шагнул обратно за угол, чтобы убедиться в том, что Герман был прав. Вход в дом был освещен, как концертная сцена. Фонарь висел прямо над запертыми воротами перед парадным входом. Повернувшая в переулок машина или случайный прохожий сразу же увидели бы, что мы стоим перед домом или возимся с замком.

Я снова вернулся к Герману:

— Я не знаю другого способа попасть туда.

— Что ж, тогда придется работать быстро, — уверенно заметил Герман. — Ты умеешь свистеть?

— Что?

— Умеешь свистеть? Для этого нужно, как говорят дамы, просто сложить губы вместе и подуть.

Я попробовал. Но мои губы пересохли, и у меня ничего не вышло. Облизнув губы, я попробовал снова. На этот раз мне удалось издать тихий свист.