Luftwaffe-льники

          Все попытки довести строевые занятия с «чудом природы», а точнее сказать, «недоразумением», до логического завершения, обычно заканчивались отборным матом взбешенных офицеров. Которые вспоминали всю родословную Виктора от момента образования зачатков жизни на планете Земля – амёбы простейшей до «венца эволюции» – кретиноподобного пилопедрощанина, старательно размахивающего руками, словно ветряная мельница. Далее обычно следовала гарантированная истерика у проводящего занятие офицера, нервный срыв, переходящий в продолжительную депрессию и глубокий запой. Строевой офицер терял веру в себя как в личность, способную руководить вверенным личным составом, и в свои преподавательские способности.

          Бедолага-преподаватель терял лицо в своих же собственных глазах. И только железная дисциплина, а так же строгий запрет портить военное имущество (а военнослужащий в армии, как ни крути – казённая вещь, практически, расходный материал, состоящий на балансе войсковой части), не позволяла ему наложить на себя руки.

Виктору обычно объявлялось полтора десятка нарядов. Причем, сразу и все внеочередные. И пока он доблестно торчал «на тумбочке» в течение месяца, надорванная психика несчастного офицера более-менее приходила в норму. Однако глубокая моральная травма оставалась с ним навсегда. Можно сказать, что на всю его сознательную жизнь. А возможно, даже преследовала и на законной пенсии после 25-ти безупречных. Являясь ночью в кошмарном сне в виде неказистого паренька с выпученными глазами напуганного ребенка и хаотичным движением парализованного робота, танцующего «брейк-данс» после удара молнии.

Желающих повторно заниматься строевой выправкой с Витей больше не находилось. Начисленные наряды рано или поздно заканчивались. Курсант Копыто занимал законное место в строю учебного отделения, согласно ранжиру:  по весу, по росту, по жиру. И опять начинал сбивать монолитный шаг боевого подразделения на произвольное шарканье кривых ног. Офицеры стыдливо отводили глаза, стараясь не замечать происходящего.

Лицо Виктора заслуживает отдельного описания. При общей худобе Витя имел пухлые розовые щечки и небесно голубые глаза, выпученные, как у лягушки. Лицо Вити было густо усыпано веснушками. Причем, абсолютно независимо от наличия солнца за окном. На голове произрастали соломенные волосы, абсолютно непослушные и не признающие расческу, которые торчали в разные стороны словно у ёршика для чистки унитаза.

Живописный портрет гармонично дополняли мясистые губы, оттопыренные уши, кривой нос, который катастрофически не справлялся с проходящим через него потоком воздуха. Мечта и задача максимум всей роты – уснуть раньше Вити. Иначе храп чудовищной громкости и тональности, сводил к минимуму призрачную надежду на ночной отдых, независимо от степени усталости соседей по казарме.

         Ко всем вышеперечисленным «достоинствам», Витя еще отчаянно гундосил и шепелявил, что делало его речь непередаваемо пикантной.

Элементарные и общепринятые словосочетания, озвученные Виктором, приобретали неожиданный смысл. Становились афоризмами и обретали право на новую долгую жизнь.

А самое удивительное и непостижимое, что Виктор искренне считал себя неотразимым красавцем, от которого женское население нашей страны, буквально, млеет и тает. Да что там –  просто сходит с ума, мечтая подарить свою красоту и всю себя без остатка, этому гиганту половой мысли. Легендарный Казанова отдыхает и стыдливо снимает шляпу вместе с париком перед нашим героем-любовником. И что самое парадоксальное, почти так оно и было. Виктор был лучшим знатоком всех женских общежитий в городе… но об этом потом.

Бог Витю любил. Причем, любил постоянно, без перерывов. Прощая ему все прегрешения, вольные и невольные, оберегая сие дите неразумное от недругов в офицерских погонах, от нарядов внеочередных, болезней прилипчивых, женщин разведенных и многодетных и прочая-прочая-прочая…

         Виктору сходило с рук так много и столько всего… причем, так часто, что это стало уже каким-то немыслимым наваждением. Но историй и чудес достаточно много, поэтому с вашего позволения, продолжим.

18. Немного о военной моде

На первом курсе в строгом соответствии с установленным порядком, нас незамедлительно переодели в военную форму. Но по универсальному армейскому принципу:  «бери что дают, потом в казарме поменяетесь».

О подгонке формы по размеру курсанта не было и речи. Единственное, что более-менее совпало, это размер сапог. Хотя в данном случае ошибиться было весьма проблематично. Маленькие сапоги не налезали. А из больших ноги сами выпрыгивали. Тяжеленные армейские сапоги оставались стоять на месте, будто приклеенные к земле. А их новоявленный владелец выскальзывал наружу, теряя по пути неумело намотанные портянки. Поэтому сразу же с сапогами под мышкой бежал обратно в каптерку – менять обувь на меньший размер.

Сапоги в Красной армии – произведение искусства, сноса нет! Тут не поспоришь. Изделие явно создавалось с учетом опыта предыдущих поколений. На все случаи жизни и для всех климатических условий сразу.