Луг

В следующем году я перешёл в театральный кружок. Брат ушёл из из кружка любителей луга через год после меня, когда ему было двенадцать и он уже изучил во всех подробностях разнообразные виды флоры и фауны, начиная со восьмидесятилетней греческой черепахи по имени Ханох, найденной на месте стройки нашего дома, и кончая лишайником, росшим на опунции в одном из углов луга.

Он сказал, что кружок только отдалил его от луга; что вместо того, чтобы проводить больше времени вплотную к стеклу, он потратил шесть лет своей жизни на изготовление резиновых моделей кузнечиков, попытки привлечь новых воспитанников, которым плевать было на этот кружок, и сборку туристических палаток из одеял в коридорах здания. Он понял, как он говорил мне, что никогда, независимо от его положения в кружке, не пересечёт прозрачную границу и не попадёт на луг – сама мысль о том, чтобы оказаться по другую сторону стекла, была абсурдной для детей нашего дома.

В то время меня это уже не интересовало. Я увлёкся сетевыми играми, триллерами, динамическими стенками для скалолазания, которые установили в новом зале на восьмом этаже (раньше в этом помещении была упаковочная фабрика) и командными соревнованиями в компьютеризированном лабиринте. Совсем как сейчас, мне нравились те вещи, которые заставляли меня думать и двигаться. Дом представлял собой богатую среду для смышлёного подростка. Среду, стимулирующую и безопасную даже для детей из таких небогатых семей, как наша, которые жили вместе со своими родителями в двухкомнатных квартирах на минус втором этаже, по соседству со складами и автостоянками.

Но мой брат не участвовал почти ни в чем из того, что предлагал наш дом. Если и приходилось, делал это натужно, не от чистого сердца. Как-то я спросил его, почему он всегда так плохо относится ко всему, что касается игр. Он ответил. Каждая игра, в которой я победил, каждая загадка, которую я решил, и каждый фильм, конец которого я угадал - у истоков всех этих вещей стояли люди, которые придумали решение, спрятав приз в ворохе бумаги, чтобы мы отыскали его. Усложнили нашу простую жизнь, чтобы нам было немного интереснее. Он чувствовал себя идиотом, решая загадки, которые кто-то ему загадал. Мой брат не хотел, чтобы его кормили чужими секретами.

Только в тот день я понял, что мой брат ненавидел среду, в которой жил, в которой всё было создано людьми, для людей, в пределах человеческой фантазии; среду, в которой не было острых углов, полы были покрыты коврами, лифты помнили, на каком этаже вы живёте, а вагонетки автоматически тормозили в виду движущегося объекта.

"Так чего ты хочешь?" – спросил я.

"Я хочу", - отвечал он, - “обнаружить вещи, которые никто не готовил специально для меня. Вещи, которые находятся там, потому что там их место, от природы или случайно. Не потому, что мы с тобой в них нуждаемся и не для того, чтобы пойти кому-то на пользу. Я хочу настоящих вещей."

Это были далеко идущие выводы для двенадцатилетнего мальчика и их пугающее осознание для десятилетнего. В тот год мой брат начал посещать психолога.

Моя мать отказалась давать ему версин, который мог повлиять на его социальное поведение, но казалось, что и без лекарств он стал чаще улыбаться, и родители перестали беспокоиться.

Взгляд моего брата всегда был направлен вниз, и карманы его были набиты многочисленными предметами, которые когда-либо валялись на полу. Два раза в день по коридорам проезжал робот и чистил ковры, так что предметы на полу попадались не часто. Всё реже и реже брата видели около луга. Однажды я обнаружил, что теперь он спускается вниз в подвалы, к мусоропроводу. Невозможно было войти непосредственно в помещение для утилизации мусора, но иногда какие-то существа проникали в подвал по трубе мусоропровода. Почти всегда они были немощными и умирающими после дезинфекции излучением. Мой брат собирал их в коробки от жвачек и хранил в своём бельевом ящике, за носками. Как-то ему посчастливилось поймать живого таракана, который прошёл невредимым через дезинфектор. Таракан прожил ещё некоторое время в прозрачной банке из под сахара. Он ел и даже один раз полинял и отрастил две пары крыльев.

Счастье моего брата не знало границ. Он вытащил банку из своего тайника и побежал показывать её моим друзьям – своих у него не было. Он их нашёл в коридоре под минус первым этажом. Больше всего их поразило то, что у него есть домашнее животное. Домашние животные были слишком дороги в годы нашего детства. Нужно было заплатить очень много денег, чтобы купить их, и это в дополнение к налогу на роскошь в случае их содержания. Они всегда были кастрированы и стерильны, и нужно было передавать их эпидемиологу дома в конце их жизни, если ты не хотел продолжать платить налог на роскошь и после их смерти. У моего брата был таракан в банке, за которого он не заплатил ни копейки и о котором никому не сообщил!