Луг

Когда мой брат перешёл в восьмой класс, его настроение улучшилось и у него даже появилось несколько друзей-одноклассников. Он говорил, что хочет заниматься сельским хозяйством и стал часто посещать фермы, расположенные под стеклянным потолком на крыше дома (в то время потолок был выкрашен белым, а освещение обеспечивали прожекторы). Растения на фермах отличались от тех, что были на лугу. Они были зелёными и покрытыми плодами во все времена года. Верёвки и подпорки поддерживали их атрофированные стебли и тянули их в направлении искусственного солнца, в то время как постоянно распыляемая, обогащённая минералами вода омывала их голые розовые пучки корней, не более десяти сантиметров в диаметре, даже у больших апельсиновых кустов. Механическая рука, оснащённая соответствующим датчиком, непрерывно двигалась по конвейеру вдоль ряда растений и срывала спелые по определению плоды. Я там был ровно один раз, со школьной экскурсией, и занятия сельским хозяйством показались мне самым скучным из того, что я видел в своей жизни.

Но брат думал иначе. Для него внутренний порядок, присущий растениям, заставляющий их развиваться точно так, как записано в их хромосомах, несмотря на все ограничения, изменения окружающей среды и существование далеко от всех других форм жизни, среди которых развивались их предки – смутно напоминал ему о чём-то настоящем. Брат говорил, что начнёт трудиться на ферме – проверять работу роботов. Наши родители сочли это хорошим знаком. Наконец-то их одинокий ребёнок собирается сделать что-то для улучшения своей жизни; даже если все знали, что основным его делом будет смотреть на большие листья и представлять себе настоящее небо над крашеным потолком.

Этой зимой наш папа ездил в дом, находящийся в другом городе, и привёз нам оттуда подарки. Я получил лаковые туфли для танцев, а мой брат получил фикус. Он был размером с ладонь и на нём было в день его появления точно тридцать два листа и восемь почек. Брат их пересчитал дважды. Маленькие корни развились в стеклянном шаре, наполненном прозрачным желе. С того дня мы тотчас узнавали о каждом развернувшемся листе. Каждый опавший лист поднимался и хранился отдельно. Каждый из них – чудо природы; запах и прикосновение к нему напоминают о лесе, в котором он должен был расти. Как-то, той же весной, мы шутили, что через два года у нас будет достаточно сухих листьев, для того чтобы покрыть ими пол в комнате, и тогда мы сможем брать деньги с людей, которые придут походить по этому полу, чтобы почувствовать, как это - быть в лесу.

Той же весной это и произошло. Как-то после полуночи в нашем доме случилось короткое замыкание, самое продолжительное на моей памяти. Мы никогда не знали, какая погода снаружи, но в этот раз наводнение отрезало наш дом от центральной электросети. Все аварийные системы, конечно, продолжали работать: как всегда, горели таблички над входами и выходами, вагонетки продолжали ездить и даже холодильники перешли на питание от батареи. Единственная стрела крана, который работал в автоматическом режиме в том помещении, которое когда-то было Большим залом, тоже перешла на автономное питание. Но компьютер, который отвечал за выполнение ремонтных работ, отключился. Не получая команд от компьютера, стрела, повинуясь импульсу, продолжила движение и повернулась вокруг своей оси на 180^о больше положенного. Не знаю, где был мой брат в момент происшествия. Может быть, он услышал шум, лёжа в своей кровати в безмолвии ночи. А может, он был в коридоре или шатался по этажам.

Свет загорелся через восемь минут после замыкания. Но уже через две минуты после его начала мой брат был возле луга. Минута ощупывания при слабом аварийном освещении - и он наткнулся на пролом, проделанный подъёмным краном в стеклянной стене. Достаточно широкий, чтобы пролезть в него...

И вот он был там! Это была весна. Ярко цвели хризантемы, и сверчки пели в высокой траве. Земля под босыми ступнями и между пальцами ног была мягкой и влажной. Запах был живым, богатым и упоительным. Всё шуршало и двигалось в темноте, жило настоящей жизнью. Он был на лугу.

...Когда зажёгся свет, мой брат уже почти не дышал. Он не позвал на помощь, когда его дыхательная система была перекрыта, когда лицо его опухло, а стрекот сверчков сменился звоном в ушах. Он лежал на животе, лицом к влажной земле, и не был готов отказаться от того, чего добился. Аварийная вагонетка прибыла через целых три минуты после включения света (папа подаст на них в суд за халатность). Спасатели вошли через пролом на луг и вынесли тело брата. В шкафах вагонетки не оказалось эпинефрина (И за это мы подадим на них в суд). Брата повезли в центр здоровья и там, после часовых попыток реанимации, констатировали его смерть.

Мне об этом рассказали наутро.