Луиза Вернье

— Мадам, все мои платья сшиты с таким учетом, чтобы их можно было носить на последних сроках, — сердито перебил Уорт.

Как Луизе хотелось сказать, что Стефани об этом прекрасно известно, а платья — предлог, чтобы сохранить дружбу, которую она так боится потерять. По Стефани было видно, что ее терзают страх и одиночество, и она далеко не так уверена в себе, как кажется, и нуждается в утешении и поддержке женщины, которая выносила сводного брата ее ребенка.

Показ одежды продолжался. Луиза еще никогда в жизни не испытывала такого напряжения. Стефани без устали комментировала каждое платье, но на самом деле это был крик души о том, чтобы с рождением ребенка сбылись все ее бесхитростные надежды и мечты о вечной любви и счастье.

Луиза сидела и чувствовала, как рушится новый, созданный ею мир. Она почти два дня обманывала саму себя, повторяя: любовь к Пьеру — самое главное, и поэтому все будет хорошо. Но он ведь женат на другой женщине, и только она может претендовать на его время и внимание, и уже скоро законный наследник вытеснит ее собственного сына. Потом пойдут другие дети, и они займут самую важную часть в его жизни, в которой ей никогда не будет места, она всегда будет чужой, другой женщиной. Как можно было забыть про Катрин, которая постоянно дожидалась, когда же соизволит прийти ее женатый любовник? Но и это еще не все. Луиза не имеет никакого права портить жизнь своему сыну. Она испытала острейшие угрызения совести. Он незаконнорожденный, и разве он сможет вырасти гордым, сильным и уверенным в себе, если на нем всегда будет лежать тень скандала, неизбежно омрачающая жизнь таких детей? Но пока еще не слишком поздно. Передней открылся новый путь, она пойдет по нему и добьется успеха. Если она останется в Париже, Пьер все равно будет ее преследовать. Он ясно дал понять, что никогда не оставит ее в покое.

В тот же день Луиза отказалась от комнат на бульваре Капуцинов, а вечером приняла предложение Роберта. Он ликовал. Времени оставалось мало, а дел было очень много, поэтому они решили, что поженятся в день отъезда из Парижа. Луиза не стала писать об этом Пьеру, а отправилась прямо к нему в Тюильри — она никогда не уклонялась от серьезных жизненных испытаний. Ее не сразу пропустили. В конце концов Пьер принял ее в небольшой приемной в офицерских покоях. Луиза сразу поняла, что он ей не особенно рад.

— Что привело тебя сюда, моя дорогая? — спросил он несколько резким тоном. — Здесь это не очень принято. Я, разумеется, очень рад тебя видеть. — И он уже потянулся к ней с поцелуем, но она отстранилась, чувствуя, что сил у нее ровно столько, чтобы сказать ему, на что она решилась.

— У меня было время все обдумать после нашей встречи, и я поняла, что с моей стороны было очень глупо надеяться, будто что-то изменилось. Это невозможно по многим причинам, не говоря о том, что это недопустимо по отношению к тем, за кого мы несем личную ответственность.

Он побелел как полотно.

— Господи! И ты для этого сюда пришла? А ты не могла выбрать более удобное время и место? — Он в бешенстве посмотрел на часы, висевшие на стене. — Ровно через пятнадцать минут я должен сопровождать императора в поездке по городу, а ты приходишь сюда и начинаешь разыгрывать из себя кокетку, преследуя какие-то одной тебе известные цели. Одному Богу известно, чего ты от меня хочешь, но я готов подарить тебе свою голову на блюде. Ради тебя я готов на все, но мне неприятно, что ты приходишь сюда и начинаешь все портить, повинуясь какой-то своей прихоти, да еще в такой дьявольски неподходящий момент! — Он схватил со стола свой шлем и резко нахлобучил его на голову, застегивая подбородочный ремешок. Белый плюмаж мягко лег поверх воротника его мундира. — Встретимся в пятницу вечером там, где ты сказала, и все обсудим. Нет ничего, что мы не смогли бы с тобой исправить.

— Я не приду. Я отказалась от этих комнат.

Он натягивал свои белые перчатки.

— Мудрое решение. Я еще тогда подумал, что ты могла бы найти себе что-нибудь получше. Значит, посидим в «Кафе Англез». Я закажу отдельный кабинет. Там есть специальный вход и лестница, чтобы никто не видел, как ты входишь, и…

Пьер уже придумывал увертку, чтобы как-то оправдать то время, что они проведут вдвоем. Ей хотелось закрыть уши руками.

— Я не приду в пятницу ни на бульвар Капуцинов, ни в любое другое выбранное тобой место, — гневно перебила она, удивляясь тому, что судьба постоянно подсовывает ей мужчин-эгоистов. Хотя, может быть, это просто такая врожденная мужская черта? — Не смогу, я буду укладывать вещи. Я уезжаю из Парижа.

Он прищурился.

— Куда? В Лион? Ты, кажется, говорила, что твоя мать родом оттуда? Или ты решила открыть свое ателье где-нибудь в провинции? Ты явно настроена усложнить жизнь нам обоим, да?

— Я пришла сказать тебе то, о чем не могла написать в письме. Я выхожу замуж. И уезжаю в Англию как жена одного лондонца по имени Роберт Престбери.