Было очевидно, раз уж я пришел разговаривать на его корабль, что я тоже этого хочу. За спиной было три успешных сезона в «Тоттенхэме». Клуб тогда был в топе Премьер-лиги, а я, наконец, почувствовал волшебство игры в Лиге чемпионов. По всем оценкам я был одним из ключевых для того взлета игроков. Мне казалось, что пришло время для нового шага вперед. Я хотел бороться за трофеи, завоевывать титулы, но осознавал, что это нереально в «Тоттенхэме» того времени. Поэтому я и хотел перейти в более перспективную команду. Футбол прекрасен тем, что все могут играть в него и наслаждаться им до старости. Но профессиональная карьера длится недолго. В 26 лет я считал, что не могу упустить ту большую возможность, которую мне предлагают.
– Как думаешь, насколько «Тоттенхэм» будет сопротивляться твоему переходу? – спросил меня Абрамович.
– Предполагаю, что будет очень тяжело даже вести об этом переговоры, – ответил я, осознавая, что отношения между клубами не очень-то хорошие. Я думаю, это было главной причиной того, что трансфер не реализовался.
Мы немного выпили, и через 25 минут разговора Абрамович и его супруга ушли к себе. Прежде чем покинуть нас, он разрешил отдохнуть на яхте и искупаться, но мы поблагодарили за предложение и ушли. За 90 минут, то время, сколько длится матч, мы уже снова были на берегу Ниццы. Мы успели немного осмотреть город и вскоре на самолете вернулись в Загреб. Мы были под впечатлением этого блицкрига, но в душе я знал, что президент Дэниэл Леви будет остро сопротивляться моему отъезду.
После начала сборов мне звонили английские журналисты и спрашивали, действительно ли я хочу покинуть «Шпоры». Я отвечал искренне, но, наверное, наивно, что пришло время на новые свершения в карьере. Тогда началась шумиха, которая продолжалась до конца трансферного окна. Леви сразу публично объявил, что нет никаких шансов, чтобы он меня отпустил, и что у нас с «Тоттенхэмом» заключен контракт, в котором ясно оговариваются условия перехода. Я приехал в Лондон перед началом подготовки и сразу направился на разговор к президенту. Не было никаких оскорблений, как передавали СМИ, но разговор был напряженным. Он обвинял меня в том, что я публично выразил желание уйти, и повторил, что речи быть не может, чтобы «Тоттенхэм» продал меня первым попавшимся.
Наступили тяжелые дни для меня. В СМИ каждый день обсуждалось мое положение. Болельщики «Тоттенхэма», понятное дело, обиделись на меня за то, что я хочу уйти. Тренер Гарри Реднапп был по отношению ко мне лоялен, уже хотя бы по той причине, что в публичных выступлениях выражал понимание моей ситуации. Это было не так уж легко в то время. Реднапп – очень опытный человек, он прошел в футболе все и понимал, какие возможности открываются для меня в клубе с амбициями. С другой стороны, он знал, что я нужен ему как игрок, и хотел, как и каждый тренер, иметь как можно более сильную команду. Он делал все, что мог, чтобы уговорить меня остаться. На турнире в Южно-Африканской Республике даже дал мне капитанскую повязку. Но мыслями я был не здесь. В те дни я официально письменно запросил разрешение покинуть клуб. Перемен, однако, не последовало.
На субботу 6 августа был запланирован первый домашний матч сезона. В гости к нам приехал «Атлетик» (Бильбао), и это была настоящая генеральная репетиция перед началом соревновательного сезона. «Тоттенхэм» уже 18 августа должен был играть предсезонный матч Евролиги против «Хартс» в Эдинбурге, и кроме того у меня был матч со сборной. С Хорватией я выступил в Дублине против Ирландии: эта товарищеская встреча завершилась вничью. Для меня кстати были эти девяносто минут игры.
Много обсуждалось, как встретят меня болельщики на «Уайт Харт Лейне» после того, как разыгралась история вокруг «Челси». Я был на скамейке и сильно нервничал. Когда Реднапп позвал меня войти в игру, публика встретила меня громкими аплодисментами! Это меня тронуло, тем более что в то время я был очень напряжен и раним. Я воспринял реакцию болельщиков не только как понимание ими моего желание перейти в более перспективный клуб, но и как выражение их желания и просьбы, чтобы я остался в «Шпорах». Три сезона болельщики были по отношению ко мне максимально добры. Я выкладывался по максимуму за «Тоттенхэм», а они это чувствовали. Мне было очень приятно, что после всего, что случилось тем летом, они так меня встретили.