Доступней становились с каждым днем,
И плакали, как дети, душегубы,
Когда в постель бросалась ты ничком.
Я отступился. Был, как мир, огромен
Рассвет, и ветер, удаляясь, нес,
Лишь искры из пылавших в сердце домен
Да темный бред распущенных волос.
Никогда
Когда слезами обливаясь,
Ты раздевалась вновь и вновь,
Шептал я, губ твоих касаясь,
Возьми, возьми мою любовь!
Там в нежности твоей минутной,
В постыдном развороте поз
Мерещился мне ропот смутный
И веял сладкий запах роз.
Грозил копьем святой Егорий,
Ты раздевалась, как всегда,
Метафор, даже аллегорий
Я не чуждался никогда!
Сирена разлуки
Как дышат любовью и негой,
Бессонные ангелы ночи;
Пылают, как будто два солнца,
Бездонные девичьи очи.
Как утро печально и смутно,
Какие глубокие страсти!
Там девки меня до заутра
Всю ночь разрывают на части.
Как страстно сплетали мы руки,
Ласкаясь во мгле неустанно,
Все ближе сирена разлуки,
А жизнь, как открытая рана.
Я, в прошлое взгляды бросая,
Пойму, что расстаться не больно,
Когда без умолку болтая,
Расстались с тобой мы невольно.
К чему бы ловить эти руки
И замертво падать влюбленным?
Все глуше сирена разлуки
Над морем пустым и бездонным.
Жила-была девочка
Жила-была девочка… Черная масть.
С такой ведь недолго сойтись и пропасть,
Распахнуты окна в заброшенный сад,
Там звездные гроздья на нитке висят;
Ты бродишь сомнамбулой в доме моем,
И стекла хрустят под твоим каблуком.
Зачем ты себя раздеваешь при мне,
Зачем, напиваясь, ты плачешь во сне?
А в сердце все та же безумная страсть,
С такой ведь недолго сойтись и пропасть!
Зло
Как пенится хмельная брага,
И все желанья — на алтарь!
Тебя ведет одна отвага,
В любви ты раб и государь.
Над ней, лежащей без движенья,
Подъемлешь потное чело,
И вновь счастливые мгновенья
Тебе откроет это зло.
Но что тебе страстей извивы
И оскверненный сей алтарь,
Когда у ног продажной дивы
Ты снова раб и государь!..
Отрывок из Пиндемонти
Входи сюда же, изверг богохульный!
Сокройся, пусть никто тебя не видит.
Ты хочешь наслажденья? Вот ведь как!
Мучитель! О, заметь, что, если даже
Ты всходишь над податливой пиздой,
Из ебли может выйти только ебля.
Так не ломайся же! Спеши, исчезни,
Не дожидайся, чтобы тени падших женщин
Виденьями возникли пред тобой,
Со взорами, исполненными страсти…
Сокройся же во мне от грешных таинств,
Встань, напрягися, поспеши, исчезни,
Найди себе прибежище во мраке,
Чтоб вновь и вновь напомнить о себе!
. . . . . .
. . . . . .
. . . . . .
Мимолетное
Какие-то носятся звуки
И бредят нездешней любовью,
С руками сплетаются руки
И льнут к твоему изголовью.
А путь наш все выше, все круче
И, сблизившись бесповоротно,
Как жребий мой жалок и скучен,
Как время твое мимолетно!
Казалось бы, что ж! Отлюбили.
Казалось бы, что еще нужно?
За все мы с лихвой заплатили
И смотрим вокруг равнодушно.
Бесцельно встречаются губы,
Насытившись вечной любовью,
И грезят небесные трубы —
И льнут к твоему изголовью!
Под вечной луной
Если б я этих ног в темноте не разжал,
Никогда бы тебе лживых слов не сказал;
Как хотелось надеяться, верить, любить
И последнюю искру в любви погасить.
Только хватит ли воли сей миг удержать?
Как хотелось мне верить, любить и страдать,
Но под вечной луной, как всегда, я солгу,
Даже если разжать этих ног не смогу!..
Весна
Когда оживает скворечник
Сквозь шелест, и щебет, и гам,
Пробьется из бездны подснежник,
Обнимутся мытарь и грешник
И тут же взлетят к небесам.
Когда же твой день воссияет,
Срываясь в апрельскую таль,
Все настежь! Как солнце играет,
Ты сбросишь манто, и растает
На длинных ресницах печаль.
Amen
С кем теперь моя Аннет?
Где бы мне найти ответ.
Мы везде ее найдем,
Нравится ей тот, кто славен,
Кто родился богачом,
Тот, кто весел и забавен,
У кого могучий лом
Или Богом кто оставлен;
Уголовник ли, Платон,
Будь ты Авель или Каин,
При делах иль неприкаян,
Всяк нахален и влюблен!
Впрочем, деньги ни при чем.
Водится со всеми. Amen.
На дне
В час последнего беспамятства
Не поднять с похмелья век,
Все, кто сгинули, — останутся
Под разливом этих рек.
Порыванья, содроганья,
Что искали мы на дне?
В час последнего свиданья
Ты ведь вспомнишь обо мне!
Клонит ветер
Ты у зеркала свет мне застишь,
Я твой баловень, ты — швея,
Эта плоть, словно двери, настежь,
Сколько времени ты моя?
Мне взглянуть бы на душу живу,
По изгибам скользя твоим;
Клонит ветер над речкой иву,
Низко стелется тонкий дым.
Пустое
Ты пьешь вино — и разум твой молчит,
Любовь моя, мы виноваты оба,
Пока же смерть наш спор не разрешит,
Тебе останусь верным я до гроба.
Как ни играй насмешка на губах,
Твои слова, поверишь ли, пустое,
Как ни горит упорный блеск в глазах,
Несчастна ты, но я несчастен вдвое.
Еще хранишь ты неприступный вид,
Еще твои движенья безучастны,
Но даже смерть наш спор не разрешит,
Где мы с тобой, как никогда, несчастны!
Сердцебиенья
В песке морском, к закату разогретом,
Тебя я в три прыжка настиг, о диво!
Я был — кресалом, ты же вновь — огниво
Изображала… Здесь, под парапетом
В желаньях ты была так прихотлива,
Блестя обломком золотого зуба,
Что бросив навзничь в полосе отлива,
Ворвался я в зияние раструба.
Литературно-художественный альманах.
Александр Яковлевич Гольдберг , Виктор Евгеньевич Гусев , Владислав Ромуальдович Гравишкис , Николай Григорьевич Махновский , Яков Терентьевич Вохменцев
Документальная литература / Драматургия / Поэзия / Проза / Советская классическая проза / Прочая документальная литература / Стихи и поэзия