Лука Витиелло

Она была права. Это было важным проявлением инстинкта самосохранения — ее желание добиться моего доверия, даже если это и были бесполезные попытки. Она была в моей власти и нуждалась в моей благосклонности. Ария была умной женщиной, но она не знала моих коварных дядей и кузенов так, как знал их я.

— Мужчины, ожидающие нас в гостиной, — предатели. Они молятся любому проблеску моей слабости, они ждут этого более десятилетия. Стоит им увидеть его, и они набросятся.

Мой дядя Готтардо никогда не простит меня за то, что я раздавил горло его сыну. Он дожидается малейшего шанса, чтобы избавиться от меня.

Ария нахмурилась.

— Но твой отец...

— Если только мой отец на секунду подумает, что я достаточно слаб, чтобы управлять Семьей, он с радостью позволит им разорвать меня.

Отец никогда не заботился обо мне. Я был всего лишь гарантией продолжения кровной линии. Пока он будет видеть во мне силу и беспощадность, я буду жив. Если же закрадется мысль о моей слабости, если он задумается, что я не смогу быть Капо, он пристрелит меня как бешеную собаку.

— А Маттео?

Отец все еще верил, что Маттео почувствует жажду крови в ту секунду, когда поймет, что у него есть шанс стать доном, несмотря на меня. Он никогда не понимал, что я и Маттео не враги, нас связывали не только необходимость и прагматизм. Мой брат и я умрем друг за друга. Мой отец ненавидел своих братьев так же, как и они его. Он сохранял их жизни лишь потому, что так диктовал кодекс чести и потому, что было чертовски приятно раздавать им команды в качестве Капо, заставлять их ползать у его ног и пытаться остаться у него в милости.

— Я доверяю Маттео, но он слишком импульсивный. Он может лишить себя жизни, пытаясь защитить меня.

Ария кивнула, будто бы понимая. Может, так оно и было. Она была женщиной, защищенной от большей части жестокости нашего мира, но это не значит, то она вовсе ничего не знала.

— Никто не усомнится во мне, — вымолвила она. — Я дам им все, чего они хотят.

Я не знал Арию достаточно хорошо, чтобы оценить ее умение врать. Я медленно сел, с этого места мне открывался куда лучший вид на тело моей жены. Она лежала на спине, ее волосы окружали ее голову, очертания ее груди дразнили меня сквозь тонкий материал ночной рубашки. Ария с любопытством рассматривала мое тело, и мой пах напрягся от неопытности ее разглядываний. Когда глаза Арии, наконец, встретили мои, ее щеки вспыхнули.

— Тебе стоило бы надеть что-то большее, чем это подобие ночнушки, когда заявятся гарпии. Я не хочу, чтобы они видели твое тело, особенно верхнюю часть бедер. Пусть гадают, оставил ли я на них свои отметины, — проговорил я, пока скользил глазами по ее розовым губам. — Но мы не сможем скрыть от них твое лицо.

Я наклонился, собираясь коснуться губами ее щеки, когда Ария закрыла глаза и вздрогнула, будто бы ожидая удара. Отвращение затопило меня только от одной мысли поднять руку на жену.

— Уже во второй раз ты думаешь, что я собираюсь тебя ударить, — сказал я тихо.

Она смущенно взглянула.

— Я думала, что ты сказал...

— Что? Что каждый ожидает увидеть следы побоев на твоем лице после проведенной вместе ночи? Я не бью женщин.

Даже Грейс, а у нее талант доводить меня до ручки, никогда не удавалось вывести меня на подобную жестокость. Я провел детство и юность, слыша изможденные рыдания матери, а потом, когда она умерла, на ее место пришла Нина. Это не было тем, чему нашлось бы место в моем браке. Если я хотел сломать кого-либо, для этого у меня было достаточно врагов.

— Как я смогу поверить, что ты в состоянии убедить окружаюсь в том, что этой ночью мы закрепили наш брак, если ты вздрагиваешь от каждого моего прикосновения?

— Поверь, это лишь позволит им еще сильнее увериться в этом, поскольку я бы не перестала вздрагивать от каждого твоего прикосновения, если бы ты взял свое. Чем сильнее я вздрагиваю, тем большим монстром ты кажешься в их глазах.

Я усмехнулся.

— Думаю, ты можешь знать об игре власти больше, чем я ожидал.

— Мой отец - Консильери, — ответила она. Ария была не только прекрасна, но и невероятно умна.

Я положил ладонь на ее щеку. В этот раз она постаралась не вздрогнуть, но все еще была напряжена. Прежде чем раздражение овладело мной, я напомнил себе, что она не привыкла к мужским прикосновениям. Тот факт, что я был ее мужем, не мог волшебным образом сделать комфортной для нее подобную близость.

— Я имел в виду, что твое лицо не выглядит так, будто бы тебя целовали.

Глаза Арии расширились.

— Я никогда...

Никогда не целовалась. Полностью моя. Всегда только моя.

Мои губы обрушились на ее, и рука Арии уперлась в мою грудь, будто бы она собиралась оттолкнуть меня, но не стала. Ее ладони подрагивали у моей кожи. Я постарался смягчить поцелуй, не желая напугать ее, но это было невъебически сложно - быть обходительным и медленным, когда все, чего я хотел, - это заявить права на женщину рядом со мной.