Лука Витиелло

— А что насчет девушек, с которыми ты был? — спросила Ария. Ее голос дрогнул от ноток беспокойства и ревности. Я опустил свой взгляд на ее светлую копну волос, обнаженное тело, прижатое ко мне, — элегантная, захватывающе дух прекрасная, моя. Было понятно, почему после всей истории с Грейс она переживала из-за других женщин, но у меня не было ни малейшего желания прикасаться к кому-то еще вновь. Все женщины в моем прошлом ничего не значили. Я даже не помнил большинство их лиц или имен.

— Они были лишь средством достижения цели. Я хотел трахаться, выбирал девушку и трахал ее. Это было сильно и быстро, определенно, не нежно. Я брал большинство из них сзади, так что мне не приходилось смотреть в их глаза и притворяться, что они хоть что-то представляют из себя для меня.

Ария удивила меня, поцеловав тату Семьи. Ее губы были такими мягкими. Я обнял свою жену еще крепче, не уверенный, как реагировать на ее очарование и невинную нежность. Это не было чем-то, что я когда-либо получал. Я хотел дать ей что-то значительное в ответ, и был только один способ это сделать.

— Единственный человек, который учил меня мягкости, — это моя мать, — сказал я, даже если слова ощущались шрапнелью в горле. Я не любил говорить о ней, даже вспоминать. — Но она покончила с собой, когда мне было девять.

— Мне жаль, — прошептала Ария, приподнимая голову, чтобы встретиться со мной взглядом. Она прижала свою мягкую ладошку к моей щеке. Никто никогда так не делал до Арии. Прежде, когда видел у кого-то подобный жест, я гадал, какого черта кто-то касается чьей-то щеки и почему кому-то хочется, чтобы к ним так прикасались вместо того, чтобы им просто отсосали. Ебанная щека. Но это было приятно. Не настолько, как все остальное, но, черт возьми, все же. Глаза Арии были полны сострадания, но я не хотел заново проживать прошлое.

— Все еще больно? — спросил я, и, когда стало понятно, что она не понимает, о чем речь, я провел пальцами по ее животу.

Ария покраснела, золотистые ресницы дрогнула в смущении.

— Ага, но разговор помогает.

— Каким образом? — казалось невозможным, что простые слова могут помочь. Когда я испытывал агонию, я определенно не хотел говорить с кем-либо, тем более слушать кого-то, даже если Маттео в основном игнорировал мои желания.

— Это отвлекает, — призналась Ария, ее глаза все еще были на мне. Еще никогда она не удерживала мой взгляд так долго, и, должен признаться, я наслаждался этим.

— Можешь рассказать больше о своей маме?

Слишком многое о ней я помнил так, будто это было вчера, но ничего из этого не было радостным. Не уверен, что у меня и мамы было хоть одно счастливое воспоминание, было что-то, что не омрачено жестокостью отца.

— Мой отец избивал ее. Насиловал. Я был маленький, но понимал, что происходит. И она больше не смогла этого выносить, так что решила перерезать вены и покончить со всем.

Ария поежилась - я не был до конца уверен, от того ли, что представила, через что прошла моя мать. Я был уверен, что Ария переживала, что и ее ждет та же участь. Лишь мысль о том, что я могу сделать с Арией что-то, что творил с моей матерью отец, что Ария будет лежать подо мной такой же разбитой и перепуганной, вызвало у меня желание принять душ.

— Она не должна была оставлять тебя и Маттео одних.

Ее беспокоило это? Ария была так добра, слишком хорошая для меня, как обычно она пробилась сквозь ещё одну, очередную из тщательно выстроенных стен. Я выстраивал их всю свою жизнь, крепкими как сталь, а она сокрушала их, даже не зная об этом.

— Я нашел ее.

Ария глубоко вдохнула, ее глаза наполнились слезами. Слезами из-за меня.

— Ты нашел свою мать после того, как она перерезала себе вены?

Эмоции сжали мою грудь, но я подавил их, закопал глубоко-глубоко внутри, там, где и было их место.

— Это было первое тело, которое я увидел. Конечно же, не последнее, — ответил я, обрадованный тем, что мой голос прозвучал просто и уверенно.

— Это ужасно. Должно быть, ты был в ужасе. Ты же был лишь мальчиком.

Я был ребенком, и одновременно с этим не был. Моя жизнь всегда была наполнена кровью и жестокостью, криками матери среди ночи.

— Это сделало меня жестким. Рано или поздно каждый мальчик должен потерять свою невинность. Мафия не место для слабых.

— Эмоции — не слабость.

Я изучал глаза Арии. Нежность и сочувствие в них были уже достаточным риском. Теми эмоциями, из-за которых я не мог рисковать, как минимум не на публике, но и за закрытыми дверьми это не было мудрым поведением. Я должен был быть тверд как сталь, вызывающим страх и жестоким, если я хотел однажды встать во главе Семьи, а до тех пор я должен держать своего ублюдочного папашу подальше от себя.

— Нет, слабость. А враги всегда целятся туда, где смогут причинить наибольшую боль.