Тело реагирует на нее как на мою девушку, поэтому мне приходится приструнить самого себя. Взяв два сока и крекеры, я показываю в сторону гостиной.
— Кажется, у нас свидание с Титанами.
Лондон идет следом за мной.
— Что-то ты слишком самоуверен.
— Тренировался с того раза, как ты надавала мне под зад.
— А это неплохая идея вообще-то, — отвечает она, наклоняясь взять геймпад с кофейного столика. — Ты облажался по полной.
— В игре, ты хотела сказать. Потому что секс был умопомрачительный.
Лондон ничего не говорит, и в ответ на ее молчание меня так и подмывает надавить на нее, еще разок:
— Сидя здесь, ты не чувствуешь ностальгию? — спрашиваю я и беру свой геймпад.
— Нет, — отвечает она, а потом пихает меня в плечо, словно не хочет при этом по-мудацки себя вести.
Даже если
Мы садимся рядом — не касаясь друг друга — и ждем, когда загрузится игра. Я поворачиваюсь к ней на звук рвущейся упаковки. Она достает соломинку и резко вонзает ее в пакетик, потом, не вынимая соломинку изо рта, говорит:
— Обожаю такой сок.
Лучшее и худшее сейчас — это что я знаю: она не
Отвожу взгляд от ее рта обратно к телевизору.
— Обычно я фанат яблочного сока, но люблю и разнообразие.
Мы молча входим в игру, выбираем себе Титанов и карту. Когда меня отпускает навязчивая идея ее поцеловать, обнаруживаю, что быть с ней на удивление легко. Мы просто проводим вместе время, иногда что-то говоря друг другу, иногда нет — это ненапряжно в обоих случаях. Это все равно что сидеть рядом с другом-парнем, которого при этом хочешь трахнуть.
Я стреляю не туда, и игра сбрасывается.
Лондон поворачивается ко мне с широкой улыбкой.
— В чем дело? Думала, ты натренировался.
— Просто одна шальная мысль — и я тут же стал недееспособным.
Покачав головой, она снова смотрит на экран.
— Только без подробностей.
Я снова загружаю карту, и на этот раз мы играем десять, двадцать, тридцать минут. Время от времени сталкиваемся локтями, а Лондон периодически запихивает в рот крекеры. Я тоже — целыми горстями в перерывах между схватками. Я сильно улучшил свою игру с прошлого раза, и от этого день становится еще прекрасней. Идея влюбиться в девушку, играющую в видео-игры, лопающую крекеры, словно Коржик из «Улицы Сезам», занимающуюся серфингом и работающую в баре звучит словно воплощенная мужская фантазия, но не все так просто: я знаю, что Лондон нужно большее. Эта моя жизнь — игры, бары, девушки — всего лишь
Меня возвращает в реальность из этих нелепых рассуждений ее ошибочный шаг — она нажимает на кнопку прыжка вместо выстрела — и ее убивают.
— Черт! — кричит она и шлепает кулаком по подушке. — Да что за нахер!
Я поворачиваюсь к ней, радостно улыбаясь.
— Получается, я тебя сейчас сделал?
— Думаю, ты преувеличиваешь, — она смотрит на часы. — Мы играем целых…
Перебиваю ее, придвинувшись ближе:
— Признайся, что задумалась о моем пенисе, ну давай.
Она швыряет в меня пустую коробку от сока, и ее глаза округляются, когда я ловлю ее на подлете и бросаю ей в грудь.
Лондон бросается на меня, повалив на диван, и, взяв подушку, шлепает меня ею по лицу. Ее заливистый хохот завораживает меня, и, совершенно не готовый к ее нападению, кашляю от смеха и ее агрессивной щекотки.
Я пытаюсь стряхнуть ее с себя, все больше осознавая, что мы делаем — боремся — и на что это похоже —
Лондон сильно толкает меня и спихивает с дивана на пол, тут же запрыгивает сверху и, пригвоздив, пускает в ход серьезные борцовские приемы. Мы вопим и хохочем, кто-то сбросил пачку крекеров на пол, и они хрустят под ее плечом, когда я, перевернувшись, меняюсь с ней местами и нахожу место на ее талии, от щекотки которого она истерически взвывает.
Она отбрасывает мою руку, когда та приближается к ее груди, а я реагирую на ее пронзительные вопли, как извращенец, наклонившись вдохнуть ее запах в основании шеи.
Лондон визжит еще громче, и, жесть, кажется, я
И тут до нас обоих одновременно доходит, что я практически лежу на ней, устроившись между ее ног, и так же одновременно мы замираем. Я бы слез с нее, если бы она не держала меня так крепко, схватившись кулаками за футболку, и если бы не путешествовала взглядом по моему телу от живота до лица.
Кажется, можно было досчитать до ста, прежде чем каждый из нас сделал вдох.