Лукавый

— Мы точно так и договорились. Вот только к какому батюшке на исповедь и причастие ходить он не сказал. Сказал лишь, сердце само подскажет.

— И что?

— Сказало, к вам надо ехать.

— Ну, это тоже не лучший вариант, вам опять придется уйму времени тратить на дорогу. Если вас отец Алексий с отцом Игорем не устраивают, вы можете к отцу Нафанаилу в храм «Исхода, Спаса и Пасхи» ходить или же ездить в поселок Гора Валдай, в храм «Святой Троицы».

— К Нафанаилу?! — старик удивился и стал быстро креститься — Боже упаси. К этому старому извращенцу?! Да ни в жизнь!

— Не ожидал от вас такого, Андрей Михайлович, — отец Михаил искренне возмутился на сказанные стариком слова — За что вы уважаемого человека, настоятеля храма, так поносите?

— А я, батюшка, уже в том возрасте, когда не боятся правды говорить. Первостатейный Нафанаил извращенец. Я же по специальности строитель и в начале девяностых делал отделку у него в пристройке, так он мне таких пошлостей рассказал, что у меня уши в трубочку сворачивались… Вы, например, знаете, что его в семидесятых годах к уголовной ответственности за мужеложство привлекали? Совратил юношу алтарника, но так как он был негласным осведомителем КГБ, дело замяли. А как он прямо в храме пьяные оргии с прихожанками устраивал, вообще говорить противно. Он же, мерзавец, на них епитимию накладывал за блуд, чтобы они его удовлетворяли. Мол, грех прелюбодеяния можно излечить либо духовно, постом и молитвой, а можно физически, по типу клин клином вышибают, но только со священнослужителем, ибо на нем благодать божья.

— А вам-то он это зачем рассказывал? — Михаил стал задыхаться от волнения, неужели его Сонечка таким же образом отмаливает свой грех…

— Так я исповедовался перед ним в грехах своих, в том числе и об изнасиловании. Так он только посмеялся, хлопнул меня по плечу и сказал, что баба для того и нужна, с нее не убудет. А на меня епитимию наложил, чтобы я ему отделку помещений бесплатно сделал.

— Беда-то какая, Господи! — Михаил заметался, ища ключи от автомобиля и сумку с документами — Я к отцу Нафанаилу, вы со мной?

— Да, батюшка, если до города подбросите, то с удовольствием.

Михаил мчал по кольцевой, как бешеный, стрелка спидометра не опускалась ниже ста сорока километров в час. Он обгонял, подрезал и через час уже был у входа в храм ««Исхода, Спаса и Пасхи», хотя обычно дорога занимала не менее полутора часов.

— Где же Соня может быть?

— Служба закончилась полчаса назад, — старик посмотрел на наручные часы — Она может быть в личных покоях настоятеля, либо в соседней комнатке. Там два входа с улицы, один в покои, второй в комнатку для пилигримов, я сам их строил. Стенка общая, а входы изолированные.

Михаил напролом бросился к пристройке у задней стены храма. Остановился и прислушался. Аккуратно потянул первую дверь и тихо вошел в помещение. В небольшой комнатке с одним окном, у стены с образами, на коленях стоял отец Нафанаил и что-то бормотал, упершись лбом в стену. В свете коптящей лампадки его согбенная фигура отбрасывала гротескные тени, которые в совокупности с запахом ладана наполняли комнату неким мистическим колоритом, который пробирал до души.

Михаилу стало стыдно: «Господи, прости меня грешного. Поверил хуле на человека. Он после службы молится, а я его в грехе уличать приехал. Господи помилуй!».

Миша уже собирался так же тихо выйти из комнаты, когда прислушался к словам молитвы, которую произносил Нафанаил:

— Вот так, похотливая сучка, ниже наклоняйся, ниже…

Михаил вначале остолбенел от контраста услышанного с тем, что он видит, но, осознав, что старик вовсе не молится, подлетел к нему и развернул к себе лицом. Нафанаил в страхе отшатнулся от рассвирепевшего священника и забился в угол, держась за сердце и глотая воздух открытым ртом. Дырка! В стене, на высоте не более метра от пола, было отверстие размером с двухрублевую монету. Михаил заглянул в отверстие и тут же отпрянул. В двух шагах от стены, абсолютно обнаженной стояла Софья. В комнате, где она находилась, горело множество свечей, и все ее прелести были видны как на ладони. Она читала молитву, затем опускалась на колени, демонстрируя чуть пополневшие после родов бедра, ягодицы и то, что между ними. Затем снова вставала, крестилась и произносила шёпотом молитву.

— Грязный извращенец! — прорычал протоиерей в посиневшее лицо Нафанаила и выскочил наружу. Ворвавшись в соседнюю комнату, он обнял растерявшуюся Софью, закрыв ее наготу своим телом, и погладил по голове своей крупной ладонью — Все Сонечка, все моя девочка, твоя епитимия завершена. Тебе больше не надо будет ездить к отцу Нафанаилу, поехали домой.

* * *

Они сидели на кухне. Михаил обнимал жену и успокаивал ее в меру своих сил.

— Глупенькая, что же ты мне сразу не сказала, каким бесчинствам он тебя заставляет заниматься.

— Он говорил, что я должна обнажиться перед иконостасом, как Ева перед Господом в Эдемском саду. Отринуть все мирское и материальное и думать только о молитве.

— А если бы он сказал, что ты должна ему на алтаре отдаваться?

— Отдавалась бы, если бы это могло мой грех искупить.