Лукавый

— Что же ты такое совершила, что за грех на тебе, если ты была готова такое?

— Не могу я, Миша, тебе этого рассказать, боюсь, что бросишь ты меня.

— Перестань. За кого ты меня принимаешь? Какой бы грех не был, ты за него уже заплатила не малую цену.

— Получается, что не заплатила. Епитимия-то ложной была.

— Исповедуйся вновь.

— Тебе?

— Да.

— Ты уверен, Миша?

— Уверен.

— Ладно, будь, по-твоему. Ты же знаешь, что я родом из небольшого поселка городского типа. Там все и произошло. Мне было шестнадцать лет, когда мой отчим меня изнасиловал. Напоил на восьмое марта, мать в это время была на дежурстве, она санитаркой в больнице работала, и отымел во все места. Я, понимаешь, все чувствовала, а сопротивляться не могла. Он всю ночь меня пользовал, да так, что у меня потом неделю отовсюду кровь сочилась. Я пожаловалась матери, а та сказала, что я сама, бесстыжая, во всем виновата, и что она ничего слышать не хочет и, не дай Бог, если я кому-нибудь об этом ляпну, она меня тут же из дома выгонит. А отчим только смотрел и ухмылялся. А потом начался ад… Всякий раз, когда мать уходила на ночное дежурство, он вваливался ко мне в комнату и творил бесчинства, с каждым разом все извращённее. Когда уже сам не мог, пускал в ход бутылку из-под шампанского. Через полгода таких насилий, я забеременела. Когда мать узнала, она меня избила до полусмерти, я неделю с кровати встать не могла. А когда встала, решила свести счеты с жизнью, таблеток наглоталась. Меня откачали, а детей не спасли, выкидыш. Двое близнецов должны были родиться. Как наши с тобой Ванечка и Матвей. И решила я тогда отомстить этому гаду. Ночью вылезла через окно из палаты, добралась до дома, он у нас в частном секторе стоял, большой, деревянный с мансардой. Во дворе был хозблок, в котором хранились всякие нужные в хозяйстве вещи, в том числе и две канистры бензина. Подперла двери, облила дом со всех сторон и подожгла. Он даже выскочить не смог. Только не рассчитала я… Мать должна была быть на дежурстве, а она дома оказалась, потому что бабушка с дедушкой приехали меня навестить в больнице. Все сгорели. Я это только утром узнала, потому что после поджога сразу в больницу вернулась, дабы на меня никто не подумал. На меня никто и не подумал. Дом сгорел до тла. Следователь написал в заключении, что дом сгорел вместе с жильцами в результате неосторожного обращения с огнем. Вот таков мой грех.

Михаил внимательно посмотрел на заплаканное лицо Софьи, провел ладонью по ее щеке:

— Прощается тебе грех твой, именем Господа Бога нашего Иисуса Христа. — Софья закрыла покрасневшее лицо руками и зарыдала в голос — Тихо, Сонечка, тихо, мальчишек разбудишь. Я тебе тоже хочу кое-что поведать.

— Что? — сквозь ладони спросила женщина.

— Тайна у меня есть одна. Я по своему складу очень косноязычен…

— Что ты врешь, на твои проповеди половина города съезжается, чтобы послушать, как ты складно и понятно объясняешь сложные вещи.

— Я не вру, восемь лет назад я был абсолютно косноязычен. Когда в семинарии учился, меня два раза отчислить хотели. Я все письменные экзамены сдавал на отлично, а как дело до беседы доходило, так слова молвить не мог.

— И что случилось восемь лет назад? — заинтересовалась успокоившаяся девушка.

— К одному прихожанину приходил бес и совращал его совершить самоубийство. А бес был не простой, он в городе должность мэра занимал, представляешь?! Так вот я его старой афонской молитвой на изгнание беса заставил отступиться от старика, не занимать должность мэра города и избавить меня от косноязычия.

— Так это что, погибший восемь лет назад мэр Всеволод Семенович Поликарпов бесом был? — Софья встала и подошла к раковине, чтобы умыть заплаканное лицо.

— Да, представляешь!

— Дурак ты, Миша! — Соня повернулась к Михаилу, ее мокрое от воды лицо подернулось рябью, превратившись в мужское лицо с рогами на лысом шишковатом черепе — Я же тебе говорил, никому не рассказывать обо мне, иначе договор будет расторгнут!

— Погоди! Это, как ее, ты же крестилась, крестился, перед образами стоял!

— Ох и глупый ты, Миша! Крестилась, только крест-то смотри как на себя кладу, — черт перекрестился, положив три пальца на лоб, затем на грудину, а потом на плечи — Видишь, крест-то перевернутый получается, сатанинский. А перед образами в комнате у Нафанаила было не сложно стоять, от его оргий и кощунств даже в храме святости не было, все осквернено, я мог спокойно даже в алтарь войти. Когда ты молился или имя Бога призывал, мне, конечно, плохо становилось, видел же, лицо краской наливалось, но ты это не анализировал.

— А это, дети как же?!

— Ах да, Ванечка и Матвей, которых тоже отец Нафанаил крестил, сейчас, погоди! — черт выглянул в коридор и гаркнул — Дети, идите-ка на кухню.

Через мгновение в одних трусиках на кухню вошли два заспанных брата близнеца. Потирая глаза, они посмотрели на Михаила и только потом увидели беса.

— Что, все уже?

— Да, на этом все, свободны!