Лукьяненко

На всю жизнь запомнились мальчику картинки тогдашней станичной жизни. По воскресным дням или на праздник с утра совершается обязательный для каждой семьи ход к церкви и обратно к дому своему. Все в семье принаряжались по такому случаю, выходили чинно со двора и следовали за отцом, непременно шествовавшим впереди. По дороге встречали соседей и видели такую же картину. Отец впереди степенно и важно выступает, рядом с ним, но все равно чуть позади него жинка семенит. Затем уже старший сын с невесткой, и дальше по старшинству следуют за ними сестры с братьями. Замыкают вереницу самые маленькие, босоногие. Похожа такая процессия со стороны на стайку гусей со степенным и важным вожаком в голове. У ворот там и тут стоят немощные вовсе старики, всматриваются, напрягая взор своих выцветших глаз, и нет-нет доносится до слуха прохожих: «Э-э! Славный человек, православный! Богатый казак, степенный, начитанный». Про другого скажут: «И водку не пьет, и табак не курит. Разве казак он?» А потом, как отойдет обедня, кто к родичам заглянет проведать, а есть и такие, кто мимо духана пройти никак не может, зама-нит-таки к себе сладкая чарка…

По-разному жили, конечно, в станице. Одни — лучше, другие — похуже, кое-кто и вовсе концы с концами еле сводил. Про иного и не говорили иначе как: «В долгу как в шелку». Хотя какой шелк в станице — разве что на богатых казачках увидишь по праздникам. А так на каждый день одежда из самодельного холста, а ситцевая, из сделанной на фабриках ткани, считалась баловством, не каждому по карману.

Не отличалась особым разнообразием и пища. Павлуша хорошо знает, что даже в самую горячую пору уборки, кроме больших хлебин, испеченных на неделю вперед, да сала с луком мать с сестрами и не наготавливали ничего. И лишь разве что на великий праздник или по случаю редкого дорогого гостя могли позволить себе, чтоб плавали вареники в сметане или на черной сковородке шипела и брызгала во все стороны горячим салом жареная колбаса, а рядом — блюдо малороссийских блинов, которые так и плавают в душистом коровьем масле. Подойдет время, и, к великой радости всей детворы, испекут пирожков с калиной, подадут на стол дымящиеся от пара вареники с терном или диким виноградом. В остальные дни — множество блюд из хлебной муки, первое место среди которых занимают галушки…

Глава вторая

ВЕЛОСИПЕДИСТЫ

1905 год. Хорошо майским вечером сидеть на завалинке и слушать, как зажужжит тяжелый хрущ, пролетая по своим делам. Еще недавно рушилась на тучные нивы дождем и градом грозная стихия. Вот и сегодня небо приспустилось, цепляясь тучами за верхушки Красного леса. Кажется, что наползают на станицу вместе с ними поздние сумраки. Влажный воздух наполнился запахом грозы, и, словно чувствуя его, звонче запевают сверчки, сливаясь в немолчный хор. Да назойливо звенит и липнет незримый комарик.

Уже в сумерках в Ивановское станичное правление прибежал до смерти перепуганный казак Белый. Зажав в каждой руке по листку искомканной бумаги, он шепотом, озираясь по сторонам и задыхаясь, доложил дежурному:

— Иду я по Красной, значит. Вижу — проехали двое на велосипедах. А кто — разберешь впотьмах разве? Смотрю, по дороге валяется вот это. — И он протянул прокламации дежурному. Тот на миг оторопел, затем, словно очнувшись, выбежал из правления как ошпаренный. Во дворе стояли несколько человек.

— Никто тут не проходил? Или проехал, может, кто? Вы ж тут стояли?

— Никого не было.

— А на велосипедах двое проехали — не видел, что ли? — перебил безусого парня урядник.

Дежурный продолжал допытываться:

— А кто такие, не заметили? Станичные?

— Да один — учитель, кажись, наш, Дудка Василий Давыдович. Другой — хлопец. Не знаю только, чей он.

— Карпова, урядника, сын, вот чей. В гимназии, слышал, учится, — вступил в разговор третий казак, до этого молчавший.

— Павлушка, что ли? — радостно-зло вопросил наконец дежурный. — Мало ему отец чертей давал, видно. Я б его выучил — шкура б лопалась!..

Тут все повернулись на шаги, раздавшиеся со стороны церкви. Это спешил казак Кобицкий. Он также доставил в правление подобранную им прокламацию. И тоже после проезда на велосипеде Дудки.

Не успели озадаченные казаки прийти в себя, как к правлению подъехал сам Дудка. Он не спеша слез с велосипеда, приблизился к дежурному и начал так:

— Вы тут сидите, а по Красной листки какие-то разбросаны вот сейчас. Думаю, что некому их у нас подбросить, кроме девок. Они только что к дому Гладкого пошли гурьбой. Не теряйте ни минуты, а мигом схватите их всех.

— Какие девки? — все еще не веря ни в появление самого Дудки, ни вообще в то, что все это случилось в в какие-то считанные минуты, чуть ли не простонал дежурный. Он уже успел сообразить, что дело это очень поганое. Наедут теперь из отдела, да жандармы нагрянут — и пошел кавардак. Затаскают по судам. Мороки не оберешься!