Лукьяненко

Вот проехали деревянный мост, и станица осталась за Ангелинским ериком. Чуток слева курился над невидимой отсюда Кубанью в легком низовом наземном тумане войсковой Красный лес, станичные сады над ним и ериком. Виноградники заметно выделялись ближними курчавыми шапками и темнели волнистыми шнурами вдалеке. Сюда ближе — рядок невысоких курганчиков — «рясны могилки» — и хутор Строкача островками высоких деревьев посреди ровной почти степи.

Слева и справа узнавал Лукьяненко коши дальних и ближних к нему по станице соседей-казаков. То тут, то там виднелись курени, сложенные из прутьев-хмеречи и кое-как обмазанные глиной. А иные, побеленные известкой, совсем копия станичных хат, не хватает только садочков да панычей с мальвами в палисадниках.

Далеко вокруг, насколько охватил глаз, раскинулось хлебородное поле. Хлеб налился и потяжелел, заметно склонился колосом долу. Невольно, неожиданно для себя самого Лукьяненко от переполнившей грудь светлой радости хлебной нивы, столь горячо и преданно любимой, от далеко окрест открывшейся жизни с невидимыми глазу перепелками и лопоухими зайчатами в житах, с колючими безобидными ежиками и писклявыми мышками, запел — куда и делись думки — сначала негромко, а затем во всю силу своего голоса. Старая, еще дедовских времен, песня вконец изводила душу печальной радостью и невозвратностью молодечества. «Ой, на гори тай жинцы жнуть…» — лилось над дорогой.

Вот смолкла песня, и на смену ей пришло треньканье пересохших колесных спиц. Затарахтели стальные шины по крупным сухим комьям на тракте. Да еще изредка мерно, с присвистом всхлестывают хвосты по крупам, сгоняя докучливых мух.

Песня песней, а на душу Пантелеймона Тимофеева забота нелегкая легла. Как еще обойдутся с ним в Славянской?..

Не раз и не два придется еще отбиваться от наветов, немало дать объяснений начальству в отделе, прежде чем отстоит он свое доброе имя. Слава богу, на станичном сборе выбрали атаманом его соседа Васильченко, а с него хватит. Пока на жалованье сидел, свое хозяйство распадаться на глазах стало. Дети — восемь душ, мал мала меньше, вся работа лежит на нем с Евгеньюшкой. Скорей бы Николай с Петром подрастали, все легче будет. Кончался июнь 1901 года. Пантелеймон Лукьяненко сидел в своей комнате в правлении и не спеша дочитывал приказ за подписью генерал-майора Бабыча, в коем предписывалось следующее:

«Утвердив в должности атамана в станице Ивановской урядника Алексея Васильченко, избранного станичным сбором на основании статей 123, 136 и 137… предписываю заведывающему 1-м участком Полтавского Округа настоящую копию приказа № 118 объявить станичному сбору, уряднику Васильченко, последнего приведя к присяге, приказать ему принять, а исправляющему должность станичного атамана Лукьяненко сдать все общественное имущество, хозяйство, деньги, дела и бумаги на законном основании с расписками по описям, допустить Васильченко к отправлению возложенной на него обязанности».

Тут же лежал акт, подписанный сегодня им и Васильченко. Согласно этому документу он передавал, а новоизбранный атаман принимал все станичное хозяйство. Его преемник на счету общества нашел 130 546 рублей «экономических сумм», из коих наличными в кассе было только 6017 рублей 26 копеек. Остальные же находились либо в Государственном банке либо в долгах по векселям. Приняты по акту четыре общественных жеребца-производителя и две лошади пожарного обоза, которые «оказались здоровыми и в теле», две «пожарных машины-насоса», три бочонка с тачками и другие принадлежности пожарного обоза. Значились там также и два здания хлебных магазинов и находящийся в них запасной хлеб в количестве 1580 четвертей озимого и 818 четвертей ярового. Две гребли и дощатая кладка через лиман требовали основательного ремонта. Мосты через Ангелинский ерик оказались неисправными, да и школьное здание с квартирами для учителей также требовало ремонта. Зато предмет его постоянной заботы и внимания — три общественные рощи с двумя караулками при них были в порядке. Троечные лошади и тарантасы со сбруями оказались также в неплохом состоянии, а вот тротуары и мостики по улицам нуждались в капитальном ремонте. Канцелярия станичного правления с делами была передана в полном порядке. Подписанная июля 24 дня 1901 года, бумага эта как будто освобождала его от всех предыдущих треволнений. Но впереди были новые испытания, и довольно серьезные.