Лукьяненко

Дошли до наших дней и сохранились и другие источники, обращаясь к которым без труда убеждаешься, откуда и как «пошла-есть» та сила, что берется в нашем народе и, подобно родниковой воде, пробивается к свету сквозь толщу земную и являет-таки миру чистоту и целебную силу свою, оставаясь сама незамутненной вопреки всякому, казалось бы, здравому смыслу.

Источником таковым служит и записка, составленная есаулом Глинским по требованию областного начальства. Она содержит интересные фактические данные об истории станицы Ивановской, начиная с ее возникновения и кончая временем написания (апрель 1902 года). Приведем текст этой записки в некотором сокращении как документ своего, теперь уже такого далекого от нас времени:

«Станица Ивановская начала населяться с 1793 года и первое время имела название не станицы, а просто куреня Ивановского и только в 1850 году была переименована в станицу Ивановскую. Первые поселенцы были исключительно запорожские казаки, которых пришло сюда до 800 душ различного возраста, но немного после население Ивановского куреня быстро стало увеличиваться, так как сюда начали приходить и селиться казаки Черниговской и Полтавской губерний, а в 1830 году сюда же переселилась большая часть жителей селения Ольгинского. Причиной переселения ольгинцев были разливы реки Кубани, возле которой стояло селение Ольгинское, а главным образом — частые набеги черкес, живших по ту сторону реки Кубани, которые, несмотря на то, что почти повсюду по берегу реки Кубани стояли сторожевые посты, все-таки переправлялись через реку Кубань, нападали на ближайшие станицы, грабили и уводили скот и людей к себе. Станица Ивановская чуть ли не больше других терпела от набегов черкес, особенно в зимнее время. Желая хоть немного защитить себя от этих набегов, ивановцы вынуждены были окопать свой курень рвом и обнести плетнем, а по углам этой изгороди поставить по одной пушке, но все это не помогало, и черкесы продолжали набеги.

Нередко черкесы нападали и на самые сторожевые посты и вырезывали там сторожевых казаков…

К 1870 году население станицы значительно увеличилось, и чувствовался существенный недостаток в земельном наделе, а потому в 1875 году жителям станицы Ивановской был нарезан дополнительный надел, но переселяться туда сначала не решались, а сдавали сперва эту землю за деньги кому придется и только в 1891 году начали переходить туда и устраиваться; переселение это продолжалось и в 1892 году, и в 1893 году. Переселившиеся на дополнительный надел жители станицы Ивановской таким образом основали хутор Ново-Ивановский, находящийся в нескольких верстах от станицы Тихорецкой».

Далее в записке упоминаются церковь Сретенья Господня, построенная в 1796 году переселенцами, и другая — на месте бывшей полковой церкви Тенгинского полка, отстроенная окончательно к 1887 году. И еще говорится в записке о самых значительных постройках в станице, в числе которых «магазин, построенный в 1896 году по проекту академика Львова, стоит обществу 10 600 рублей, и новая двухклассная школа, построена в 1899 году хозяйственным способом, стоит 26000 рублей».

Вот и все, что смог примечательного поведать нам безвестный ныне есаул о станице, где родился будущий ученый.

СТАНИЧНЫЙ АТАМАН

Сладки младенческие сны, и нет заботы ни Павлуне, ни Васильку — самым малым под отцовским кровом. Отцу же не до сна. Еще с полночи стал ворочаться он с боку на бок, боясь проспать предутренний час. Не ближний свет — выбираться с края станицы до центра, а там в отдел[2] ехать, чтоб к обеду добраться.

Тронулся до света. Утренняя зорька еще висела яркой лампадкой по краю станицы. Дохнуло от лимана ветерком, и месяц-молодик под той зорькой стал похож на вогнутый от сквозняка язычок пламени. Набирая силу, робко озеленив сперва краешек неба, а потом охватив его ширь, менялась, незримо и тонко алела над степью, растекалась заря. Так незаметно в пути, посреди свежей, молодой еще нивы, оглянешься вдруг, а кругом давно маков цвет алеет. Конские копыта мягко и тупо, будто обернутые тряпками, погружались в прохладную, еще неразличимую во мраке бархатную пыль. Кони попеременно отфыркивались, тревожа сыроватую и чуткую тишину предутреннего раннего часа. Звякала на выбоинах сбруя, линейка пружинила на стальных рессорах и мягко катила, слегка покачиваясь, как седло.

Уже далеко крыльцо правления, где ржавчина еще не успела покрыть кованые цифры кузнечной работы Митрофана Седина «1896» на козырьке. Позади подворье Савченко и чуткие белолистки, светло-серебристые на исподе, за оградой станичной церковки.

Ехал тогда Пантелеймон Лукьяненко в отдел по важному для себя делу. Все мысли его были заняты этим, и знал он, что нужнее для него сейчас ничего нет.