Чезаре не улыбнулся. Микелетто уже привык к тому, что не всегда знает, что именно чувствует его хозяин, и это, в свою очередь, тоже являлось неким знанием. Конечно, он не удивился его столь очевидному безразличию к смерти брата. Едва ли они любили друг друга, а безутешность папы осушила и те слезы, которые Чезаре, может, и выдавил бы из себя. Что его удивило, так это полное отсутствие гнева. Положим, он спрятан слишком глубоко (хотя Микелетто обычно мог легко распознать его там, где другие не могли), или просто его притупила усталость, ведь оба они не спали с тех пор, как исчез Хуан.
– Поговаривают об одной. Филамена делла Мирандола, дочь графа. Уже созрела, цветет и пахнет. Отец нежно любит ее. – Он помолчал. – Их дом находится недалеко от места, где тело скинули в реку.
– И?
– Больше ничего. У него безукоризненная репутация. И у них нет белых лошадей.
– Разумеется. Женщина всегда лишь приманка. Вопрос в том, кто вел охоту.
Воцарилась тишина. Микелетто плеснул себе еще вина. Навалилась усталость, и он принялся ходить по комнате, массируя шею. Взгляд его упал на стол и лежащую там бумагу. Он поднял глаза на Чезаре, испрашивая позволения. Тот кивнул.
Микелетто тихонько присвистнул.
– Похоже, вы собрали хороший урожай. Все здесь?
– Уж будь уверен.
– Орсини, – прочитал он. – Тут не поспоришь. Вопрос только, который из них?
– А ты бы кого предложил?
– Ох, такой широкий выбор. Всем известно, что Вирджинио отравили еще до того, как мы нанесли удар по их замкам. Карло, его сын…. его племянники Паоло и Джулио, все они отлично умеют потрошить тела. Его шурин Барталомео. Даже его любящая сестра, если и не вонзила нож собственноручно, могла науськать других. Если бы я служил ей, то оказал бы даме подобную услугу.
– Я в этом даже не сомневаюсь. Двоих одним ударом. Убить сына и тем самым измучить его отца.
– Номер два: Сфорца. – Микелетто пожал плечами. – Почему бы и нет? Герцог Гандийский обидел кардинала прямо в его доме. Одно это гарантирует нож в живот.
– Можешь смело его исключить. Он уже отдал нам ключи от своего дома, чтобы мы провели обыск. Он трус и никогда бы не пошел на такое преступление.
– А что насчет Джованни? Вы всегда говорили, что у него нет яиц.
– У него их и впрямь нет. Вот только в ближайшее время мы собираемся силой заставить его публично признаться в их отсутствии. Если он что-то пронюхал, это достаточный повод для мести.
– Гонсало де Кордова? У вас тут и испанец?
– Ты не видел его лица во время церемонии, когда папа отдал все его военные трофеи Хуану. Обида была слишком явной.
– Он солдат с репутацией человека чести.
– Как раз о его чести мы сейчас и толкуем.
– А герцог Урбино? Из-за того, что мы не заплатили за него выкуп, да?
– Знаешь, сколько он гнил в тюрьме Орсини? Девять недель.
– По ножевому ранению за каждую? – Микелетто пожал плечами. – Если человек так сильно хочет мести, то осуществляет ее сам, не правда ли? А не платит за это удовольствие другим.
Снизу вновь послышались причитания папы и глухие, прерывистые вопли, как у человека, который пытается пробудиться от вечного кошмара.
Микелетто снова взглянул на список, и на лице его отразилось удивление:
– Вы ведь не думаете показать это ему?
– Рано или поздно он прекратит скорбеть. Когда это случится, ему придется решить, что делать дальше. Все ждут. Ему нужно рассмотреть всех кандидатов, у которых были с ним счеты или кто мог что-то на этом выиграть.
Микелетто внимательно посмотрел на Чезаре, и на лице его медленно расплылась улыбка. Он бросил бумагу на стол и сказал:
– Что ж, если я вам сегодня больше не нужен, то пойду спать.
Чезаре взмахом руки отпустил его. Он откинулся в кресле и уставился в потолок.
Уже в дверях Микелетто обернулся:
– Последнее имя. Это какие-то счеты или какая-то выгода?
Но Чезаре уже закрыл глаза. Микелетто так и не понял, то ли хозяин не услышал его, то ли просто не захотел отвечать.
Глава 29
Если монастырем управляют хорошо, даже самые волнующие новости не сразу просачиваются под двери келий. Сан-Систо находился под руководством аббатисы Мадонны Джиролама Пичи, а значит, управлялся исключительно хорошо. В отличие от большинства монастырей, расположенных в городах, где сплетни легко проникают сквозь стены, этот стоял на Аппиевой дороге недалеко от южных ворот, и в те дни его окружали лишь поля. Он был построен неподалеку от тех мест, где читали проповеди и отдавали в жертву Богу свои измученные тела великие мужи. Их вера просочилась под каждый камень, отчего и молчание выносить было куда легче.
Монастырь находился так далеко от городской черты, что без веской причины ни одна монашка не могла ни о чем узнать. Лишь когда всадники скакали мимо него в Неаполь, самые чуткие уши могли услышать топот копыт и погадать, что за новые вести везут гонцы в своих седельных сумках.